Джон Сили - Британская империя. Разделяй и властвуй!

Если мы обратимся к Франции, то еще яснее увидим, что она утратила Новый Свет вследствие своей постоянной раздвоенности между политикой колониального расширения и политикой европейского завоевания. Если мы сравним между собою семь великих войн, бывших между 1688 и 1815 годами, то нас поразит тот факт, что большинство их для Франции были двойными войнами: с одной стороны, Франция вела войну с Англией, а с другой – с Германией. Это результат ее двойственной политики, от которой она сама и страдает. У Англии почти всегда одна цель в виду, и она ведет одну войну; Франция ведет две войны разом, из-за двух различных целей. Чатам, говоря, что может покорить Америку в Германии, показал тем самым, что понял ошибку, которую делала Франция, раздробляя свои силы; он ясно видел, что, субсидируя Фридриха, можно истощить силы Франции в борьбе с Германией и тогда захватить ее беззащитные владения в Америке. Подобным же образом Наполеон раздваивается между Новым и Старым Светом: он имеет в виду унизить Англию и возместить утраты, понесенные Францией в колониях и в Индии, а между тем покоряет Германию и вторгается в Россию. Он утешает себя мыслью, что через посредство Германии нанесет удар английской торговле, а через Россию ему, быть может, удастся пробраться в Индию. Англия так не раздваивается. Раз удалившись из территории Франции в XV веке, Англия оказалась слабо связанной с европейской системой; она не ведет с тех пор хронической войны со своими соседями. Она не ищет императорской короны и не гарантирует Вестфальского трактата. Наполеон своей континентальной системой исключил ее из Европы, и она показала, что может обойтись и без континента. Таким образом, руки у нее были всегда свободны, а торговля неизбежно влекла ее помыслы к Новому Свету. В конце концов это преимущество сделалось решительным. Она не была вынуждена поддерживать европейскую гегемонию, как Франция и Испания; ей не пришлось противостоять чужой гегемонии на своей собственной территории, как пришлось Голландии и Португалии, а позднее и Испании. Ничто не мешало ей, ничто не отвлекало ее от спокойного роста колонизации. Одним словом, из пяти держав, которые состязались за обладание Новым Светом, успех выпал не той, которая с самого начала проявила наибольшее призвание к колонизации, не той, которая превосходила других смелостью, изобретательностью и энергией, а на долю той, которая была меньше всех связана Старым Светом.

Соперничество из-за Нового Света между пятью западными морскими державами Европы – вот формула, суммирующая большую часть событий семнадцатого и восемнадцатого столетий. Это одно из тех обобщений, которые ускользают от нашего внимания, пока мы изучаем историю каждого государства в отдельности.

Для занимающегося историей было бы чрезвычайно полезно изучать новейшую Европу так, как уже принято изучать Древнюю Грецию. Там мы постоянно имеем перед собою сразу три или четыре государства: Афины, Спарту, Фивы, Аргос, не говоря уже о Македонии и Персии, и это наводит нас на поучительные сравнения и на полезные размышления о широких исторических направлениях. Такой взгляд на Древнюю Грецию создался под влиянием того, что она представляла собою не государство, а совокупность государств. Очевидно, наши историки недостаточно ясно сознают это, иначе они писали бы только отдельные истории Афин, Спарты и т. д., а не историю всей Греции, как целого. Позвольте попросить тех из вас, кто знает историю Греции, применить к западным государствам Европы тот взгляд, каким вы привыкли смотреть на Древнюю Грецию. Вы привыкли представлять себе ее, как группу государств, теснящихся по берегу одного общего моря, усеянного островами и имеющего по другую сторону большие территории, малоизвестные и населенные чуждыми расами. Вы рассматривали все эти государства в их совокупности, а не каждое в отдельности, и следили за тем, какое влияние на весь эллинский мир в его целом имела сложная игра интересов между отдельными городами-государствами. Пять держав, какие мы имеем в виду, – Испания, Португалия, Франция, Голландия и Англия – были подобным же образом расположены вдоль северо-восточного берега Атлантического океана и имели также одно общее стремление, – стремление к тем сокровищам, которые заключал и скрывал в себе этот океан. Если государства эти кажутся вам слишком обширными, океан – безграничным и поселения – настолько разбросанными, что вы не в состоянии собрать их в один фокус, то вообразите себе карту в небольшом масштабе, и на ней поместятся все эти государства. Но прежде всего вам надо стать выше приемов обычного хронологического рассказа и неуклонно следовать принципу выбора фактов и группировки их не во времени и не на основании их биографической связи, а по внутреннему сходству их причинности. Великая борьба пяти государств из-за Нового Света отличается от борьбы древних греческих государств тем, что она не стоит изолированной. Вызванная открытием Колумба, она как бы наслаивается на другую борьбу, которая в то время идет повсюду между европейскими государствами и которая сама по себе достаточно запутанна; особенно сложно эта новая борьба переплетается с великой религиозной борьбой Реформации. Как поразительно запутана эта паутина событий! Что же в таком случае должна делать наука? Без сомнения, она должна прежде всего отделить и привести в порядок все те последствия, какие могут быть отнесены к одной причине. Для этого придется пренебречь хронологическим порядком и связным повествованием. Следуя такому методу, наука найдет в шестнадцатом, семнадцатом и восемнадцатом столетиях, как я уже раньше указал, две великие причины, из которых каждая имела множество следствий; причины эти суть: Реформация и тяготение к Новому Свету. Эти две великие причины следует изучать в отдельности и проследить каждую из них через весь длинный ряд произведенных ею действий; только после этого можно приступить к рассмотрению взаимодействия обеих причин. Прежде всего мы должны рассмотреть в отдельности те явления, которые произвело в пяти западных государствах их тяготение к Новому Свету.

Почему должен был Новый Свет оказать на эти государства какое-либо глубокое воздействие? Почему его влияние не ограничилось побуждением их к новой торговой деятельности и постепенным расширением их кругозора в связи с ростом знания? В предыдущей лекции я уже показал, что это последнее влияние он действительно оказал, я обратил ваше внимание на то, как в течение шестнадцатого столетия центр цивилизации передвигается от Средиземного моря к берегам Атлантического океана; в первые годы XVI века внимание приковано к Италии и Германии, где живут Рафаэль, Микеланджело, Ариосто, Макиавелли, Дюрер, Гуттен и Лютер, но в конце этого столетия и в следующем взоры наши также естественно обращаются к западу и к северу. Мы видим Сервантеса и Кальдерона в Испании; Шекспира, Спенсера и Бекона – в Англии; Скалигера и Липсиуса, затем Гроция – в Голландии; Монтеня и Казобона – во Франции; судьбы мира находятся в руках Генриха IV, королевы Елизаветы, принца Оранского, и с течением времени мы все больше и больше привыкаем ждать всего великого от этой части Европы и смотреть на Италию и на Средиземное море как на отжившие области. Все это было вполне естественно: можно было предвидеть, что соприкосновение с Новым Светом вызовет подобные последствия. Мы привыкли приписывать древнюю цивилизацию влиянию Средиземного моря, потому и теперь мы готовы признать, что Атлантический океан, сделавшись после открытия стран по ту сторону Средиземным морем, должен был оказать подобное же влияние, но в больших размерах. Но почему дело этим не ограничилось, почему должно было обнаружиться более глубокое влияние? Это нам далеко не ясно с первого взгляда, и, чтобы понять это, мы должны вникнуть в своеобразный характер соприкосновения между Старым и Новым Светом; теперь, когда мы уже несколько познакомились с новейшей колонизацией, сделать это для нас легче.