Виталий Севастьянов - Загадки звездных островов. Книга 2 (сборник)

Наступило 5 апреля. В полдень экипаж прибыл на стартовую площадку. Над степью высоким прозрачным шатром повисло голубое небо. Чистое, бездонное, легкое. Звонко щебетала маленькая птаха. Трудно было поверить, что там, куда устремлена вершина ракеты, эта голубизна кончается и начинается чернота. Густая, молчаливая…

Термометр в этот день показывал больше двадцати градусов в тени. Жаркое казахстанское солнце вносило ощутимую поправку в эту цифру, слепило глаза, играло бликами на фермах обслуживания, на разноцветной эмали автомашин, на стеклах оптических приборов наблюдения.

Последние шаги по земле. Доклад председателя Государственной комиссии. Традиционные напутствия. Пожелания. Проводы к лифту. Железная кабина поползла вверх. Там нас уже ждали.

— Командир, постоим секунду, — предложил Макаров.

— Две постоим, коль есть такое желание, — соглашаюсь и смотрю вниз. Все отодвинулось, уменьшилось — и заправщик, и подъездные пути, и те, кто остался внизу. Вдыхаю жаркий воздух степи и снова слышу шуструю птаху. Но сейчас не до нее, говорю: "Пора!" За нами закрывают люк.

…В наушниках щелкнуло, голос оператора назвал наш позывной "Урал" и напомнил о двухчасовой готовности. Я включил переговорное устройство и ответил:

— На связи "Урал-1". Вас понял. Готовность два часа.

Начался отсчет времени. Стартовики заканчивали подготовку носителя, а мы делали все то, что предусмотрено картой предстартового осмотра: проверяли положение тумблеров, переключателей, ручек управления, стопоров…

Земля и борт вели переговоры, информировали друг друга о ходе выполнения всех операций.

Циклограмма предстартовой подготовки выдерживалась с той хронометрической точностью, которая уже стала привычной и для космонавтов, и для ракетчиков-испытателей.

Делаю свое дело, строго придерживаясь порядка, зафиксированного в бортжурнале, и переговариваюсь с Олегом. Мысли опять возвращаются в степь, туда, где резвилась эта птаха. "И чего она запала в голову? Голосок тоненький, словно стебелек… Такая же щебетунья живет у меня дома. В клетке, конечно. Когда-нибудь и в космосе заведем живой уголок…"

— Готовность сорок минут, — напомнили из пускового бункера.

Пришло время проверки скафандров. Включили наддув, уточнили показания приборов, доложили по радио: "Все в норме"..

На связь вышел "45-й" (это позывной телекомментатора):

— "Уралы", репортаж будем вести, как договорились.

— Все помню, — ответил ему. — "Урал-2" тоже помнит.

Через некоторое время пришла команда: "САС взведен!" САС — это система аварийного спасения.

— Дать музыку? — спросила Земля.

— Давай "Надежду", — ответил.

По пятиминутной готовности закрыли стекла скафандров. Все, что нам предстояло сделать, — сделано. Теперь оставалось ждать.

— Ключ — на старт! — прозвучало в наушниках. Подумал: "Словно и не было долгих месяцев подготовки, которые отделяли этот наш полет от предыдущего. И вот за неделю до гагаринской годовщины, до всем нам памятного 12 апреля, мы стартуем с Олегом Макаровым второй раз".

Команды звучали с нарастающей быстротой:

— Ключ — на дренаж!

— Идет протяжка!

— Идет наддув!

— Готовность — одна минута!..

Ощутил легкое содрогание. Так бывает, когда отходит кабель-мачта, И тут же поступило подтверждение:

— Есть переход на бортовые источники питания.

Олег повернул голову в мою сторону, улыбнулся и

чуть кивнул. По его глазам и по этому молчаливому жесту я понял, что он хочет сказать: "Обратного пути уже нет, командир. Только вперед". В ответ подмигнул ему: мол, сейчас затрясет, готовься.

И тут же прошли очередные команды:

— Есть пуск!

— Есть предварительная ступень.

— Есть основная!..

И — прощай, Земля! Прости, что мы — может быть, единственные люди — расстаемся с тобой с легким сердцем. Мы так ждали этого старта, так готовились к нему. И еще потому, что впереди у нас — космос.

Мощная сила толкала ракету вверх. Двигатели вышли на режим, и наш "Союз" устремился навстречу Солнцу.

Земля вела контроль параметров: тангаж, рыскание, давление в баках…

На 120-й секунде полета отделились "боковушки". На 150-й — прошел сброс головного обтекателя, и в иллюминатор ослепительным пучком ударил яркий блик. Все, как и должно быть. На 180-й секунде Земля подтвердила: "Полет нормальный!"

261-я секунда. По расчету должно произойти отделение второй ступени. В этот момент я почувствовал тангажную раскачку. Подумал: "Качает сильнее, чем прошлый раз". Поднял руку. Смотрю — ее водит. Передал на Землю. В этот самый момент солнечный зайчик в правом иллюминаторе резко ушел из поля зрения.

Громкий звук сирены и тревожное мигание красного табло "Авария носителя" на какой-то миг вызвали недоумение: "Что за чертовщина?" Гул двигателей прекратился. Началось вращение. Мы это ощутили. В иллюминаторе вспыхивали какие-то рваные блики. Наступила невесомость, очень короткая. Сирена продолжала гудеть и мешала сосредоточиться. Я выключил ее.

"События, отличающиеся особой жестокостью, вызывают защитную реакцию человеческого мозга", — вдруг вспомнились строки из учебника, который штудировал, учась в медицинском институте. Случившееся безжалостно сдвинуло привычные понятия времени, перевело нашу жизнь в иное, немыслимое по своей скоротечности измерение. И когда этот сдвиг вовлек нас с Олегом в атмосферу стремительного осмысления происходящего, указать верный путь к действиям могла лишь холодная рассудительность. Еще в бытность летчиком-истребителем я усвоил одну истину: "Волнение — признак неуверенности". Так нас учили…

Все происходило в какие-то ничтожные доли секунды. Отчетливо понимал: где-то произошел сбой. Но что и где? Космическая техника устроена так, что решение на активном участке полета принимает автоматика. В период подготовки к старту (без этого в полет не пустят) мы досконально изучали логику всех включений и выключений, всех процессов. Это необходимо для того, чтобы отчетливо представлять, как и что будет происходить дальше.

"Волнение — признак неуверенности", — повторяю про себя, а в голове одна мысль: "Что происходит? Что будет дальше?" На все эти вопросы пока не было четкого ответа. Была гнетущая неопределенность, а вместе с нею и тревога. А может быть, страх?

Не стану кривить душой. Абсолютно бесстрашных людей, наверное, не существует. Разве что только в сказках. Чувство опасности ощущают все — это факт! — другое дело один острее, другие нет. Но здесь важно не это: одним чувство опасности прибавляет сил, мобилизует, заставляет думать и анализировать много быстрее, чем в обычной обстановке, в других оно вселяет панику, растерянность, делает их трусами, и, как следствие, они не могут принять верного решения. Писатель М. Каминский сказал однажды: "Отвага не существует сама по себе. Ее рождает борьба за жизнь, за правду, за справедливость, за новые знания". Что ж, Михаил Николаевич знает цену жизненным категориям, он в прошлом полярный летчик.