Генрих Иоффе - Революция и семья Романовых

Краснов, оставшийся в Гатчине, был арестован и доставлен в Петроград. Там он дал «честное слово офицера», что не будет вести борьбы против Советской власти, и был отпущен на Дон. Победившая революция проявляла великодушие и не хотела мстить своим врагам…

Конец 1917 г. и первый месяц нового 1918 г. прошли в напряженной борьбе революции с двумя главными контрреволюционными очагами: Ставкой верховного главнокомандующего, пытавшейся собрать ударные кулаки войск для нанесения удара по революционному Петрограду, и Учредительным собранием, вокруг которого объединились все антибольшевистские силы в надежде на ликвидацию Советской власти. Эта борьба была теснейшим образом связана с одной из главных задач Советской власти – достижением мира.

В начале ноября генерал Н. Н. Духонин отклонил требование Совета Народных Комиссаров немедленно начать переговоры о перемирии на фронте, за что был смещен с поста главковерха. Новым верховным главнокомандующим стал Н. В. Крыленко. С отрядом революционных солдат и матросов он двинулся к Могилеву. Сознавая, что Ставка как контрреволюционный центр обречена (солдатские массы фронта безоговорочно поддерживали Советскую власть), Духонин совершил шаг, оказавшийся для него роковым.

Явно по предварительному сговору с прокорниловским «Совещанием общественных деятелей» (собиралось в Москве), с донским атаманом А. Калединым, с Корниловым и другими мятежными генералами (они находились под арестом в г. Быхове, недалеко от Могилева) решено было начать создание контрреволюционной, антисоветской базы на калединском Дону. В октябре 1927 г. газета П. Б. Струве «Возрождение» поместила статью, посвященную десятилетию возникновения «белого движения». Автором ее, по всем данным, был Струве, тесно связанный с этим движением с самого начала. В статье отмечалась почти полная «синхронность» победы Советской власти (7 ноября н. стиля) и возникновения Добровольческой армии на Дону (15 ноября н. стиля). «Сама краткость промежутка между этими событиями, – говорилось в статье, – определенно показывает, что они подготовились одновременно. Несомненно, что основатель Добровольческой армии генерал Алексеев отлично знал, куда ему надо идти, чтобы противостоять тому, что готовилось России… Несомненно, что и генерал Корнилов, покидая во главе своих текинцев быховскую тюрьму… тоже знал, куда он идет, знал, где начнет движение против красных…» [463]В воспоминаниях члена Чрезвычайной комиссии по делу Корнилова полковника Н. Украинцева имеется прямое подтверждение факта сговора корниловцев о создании антисоветской базы на Дону. Когда Украинцев вскоре после Октября прибыл в Быхов, его попросили зайти к Корнилову. «Корнилов, – пишет Украинцев, – сказал, что все узники скоро уйдут отсюда». На удивленный вопрос «куда», Корнилов ответил: «Уйдем мы на Дон, туда рука большевиков не дотянется… На Дону мы начнем собирать силы против большевиков…» [464]С ведома Духонина бегство корниловцев на Дон подготовлялось в тайне. Член главного комитета «Союза офицеров армии и флота» капитан Чунихин несколько раз секретно ездил в Петроград и, пользуясь своими связями в Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию дела о корниловском мятеже (скорее всего, с членом комиссии скрытым корниловцем полковником Раупахом), получил несколько чистых, но уже подписанных и заверенных бланков об освобождении из-под ареста [465].

Еще несколько таких же бланков доставил в Ставку полковник Н. Украинцев. Конечно, «быховцы» могли уйти из своей «тюрьмы» и без этих липовых «справок». Они скорее нужны были Духонину, понимавшему, что отвечать за бегство вождей контрреволюции, скорее всего, придется ему. Не учел он только одного: перед революционными массами ответ придется держать не по официальным бумагам…

18 ноября быховская «тюрьма» опустела. Переодевшись в солдатские шинели и штатские пальто, уехали на Дон А. Деникин, А. Лукомский, И. Романовский и С. Марков. Туда же «походным порядком» во главе нескольких эскадронов верного ему Текинского полка пошел и сам Корнилов.

В Могилеве, в Ставке, также лихорадочно готовились к бегству: уже начали погрузку эшелонов на Киев, но было поздно. Советские отряды Н. В. Крыленко вступили в Могилев. Как только разнеслась весть о бегстве корниловцев, к поезду нового главковерха (в котором находился и Духонин) бросилась толпа солдат и матросов. Несомненно, в ней орудовали провокаторы и подстрекатели. Взобравшись на площадку вагона, какой-то человек в матросской форме хрипло кричал: «Керенский уже удрал, Корнилов удрал, Краснов также… Всех выпускают, но этот (т. е. Духонин. – Г.И.) не должен уйти!» Напрасно Крыленко и комиссар отряда С. Рошаль страстными речами пытались охладить ярость собравшихся на станции. Оттолкнув «матроса», заговорил Крыленко. Он убеждал не пятнать честь Советской власти самосудом и убийством. Духонин, говорил он, будет доставлен в Петроград и предстанет перед судом. И когда казалось, что худшее позади, с противоположной стороны на площадку вагона ворвалась группа солдат и матросов. Крыленко и Рошаля отбросили в сторону. Через мгновение произошла трагедия… [466]

Если духонинская Ставка, освободившая корниловцев и способствовавшая их бегству на Дон, во многом положила начало южной кадетско-монархической белогвардейщине (деникинщине, врангельщине), то распущенное Советской властью Учредительное собрание стало одним из источников восточной контрреволюции, выступившей под знаменем «демократии», лозунгом «третьей силы», а затем ставшей ступенькой к колчаковщине. Эсер В. Зензинов писал, что «собирание вооруженных сил сперва для защиты Учредительного собрания, а после его разгона для возобновления работ» началось сразу же после Октября. Возглавляла это «собирание» партия эсеров, которая, по словам В. Зензинова, «ни на минуту не отказывалась от мысли разбить большевиков вооруженной силой» [467].

12 оставшихся на свободе членов бывшего Временного правительства опубликовали заявление, что именно они являются «единственной в стране законной верховной властью», и для «устранения» Совета Народных Комиссаров призвали всех сплотиться вокруг Учредительного собрания. Затем последовало их «постановление» об открытии Учредительного собрания 28 ноября, в 2 часа дня, в Таврическом дворце. В этот день 42 члена Учредительного собрания – эсеры и кадеты – действительно явились в Таврический дворец, открыли заседание «частного совещания» и объявили, что будут проводить их до тех пор, пока не соберутся в числе достаточном для открытия пленарного заседания Учредительного собрания. Но уже через день «совещания» прекратились: в Таврическом дворце появился отряд матросов во главе с большевиком Благонравовым и предложил собравшимся разойтись…