Генрих Иоффе - Революция и семья Романовых

«Однако на вопрос о том, насколько прочна эта опора, – писал Яшнов, – приходится ответить с большим сомнением. Не говоря уже о рабочих, даже крестьянство… является пока крайне неустойчивым фундаментом власти… Солдат оно дает явно неохотно, налогов не платит, переживает товарный голод… В итоге я не ошибусь, если скажу, что, в сущности, Комитет (Комуч. – Г.И.) живет лишь силой инерции и чехословаков» [675].

Но пока Комуч находился еще в зените своих успехов. Части «Народной армии» и белочехи уже рвались к Казани, куда еще раньше Советское правительство эвакуировало почти весь золотой запас России.

Захват Казани не входил в заранее разработанный стратегический план Комуча. Его лидеры склонялись к тому, чтобы развивать наступление в юго-западном направлении, на соединение с Добровольческой армией генералов Алексеева и Деникина. Начальник штаба «Народной армии» полковник Галкин писал Алексееву, что в «Народной армии» «политика и партийность отброшены» и что в момент, когда начнется создание всероссийской власти, военные «нивелируют все попытки в стремлении к сепаратизму и эгоизму со стороны отдельных партий и групп» [676]. Это вполне соответствовало алексеевско-деникинским декларациям. Но обозначился успех в северном направлении, и в Комуче, как пишет Климушкин, стали думать: «Не права ли армия в своем инстинктивном устремлении на Казань – Москву, в сердце России?.. Не проще ли всего ворваться в Москву, перебить там всех комиссаров… и конец всему?» [677]

О том, как действовала «Народная армия», рассказывается в воспоминаниях некоего поручика Л. Бобрикова, входившего в так называемый «Спасский отряд», которым командовал капитан фон Мунд. Когда читаешь о «боевых действиях» этого отряда, невольно вспоминаются «подвиги» специальных карательных подразделений гитлеровцев, типа батальона «Нахтигаль» и т. п. «Спасский отряд», по словам Бобрикова, «вылавливал коммунистов», расстреливал, силой принуждал жителей вступать в «Народную армию». Несогласных секли шомполами, даже расстреливали, сжигали целые деревни. Шкурничество и мародерство – вот две главные черты, характеризовавшие «моральное состояние» отряда [678].

Но пока комучевские успехи на фронте повышали его «государственные акции». К Комучу примкнул оренбургский атаман монархист А. И. Дутов, так называемое Уральское областное правительство (с центром в Оренбурге), некоторые другие контрреволюционные областные и националистические образования.

Несколько по-иному, с большим уклоном вправо пошло развитие событий в Сибири. В момент белочешско-белогвардейского мятежа из подполья вышел и объявил себя властью так называемый Западносибирский комиссариат. И хотя он довольно широко привлекал к работе своего «делового кабинета» (управление отдельными ведомствами) кадетские и даже откровенно монархические элементы, буржуазия, тем не менее, считала, что комиссариат слишком «скомучился» и не очень торопится искоренять завоевания революции. В 20-х числах июня Западносибирский комиссариат издал постановление, в котором признавалось, что некоторые преобразования Советской власти «оставили глубокий след» и потому полное «установление прежнего порядка представляется либо уже невозможным, либо нецелесообразным». Комиссариат предлагал «произвести пересмотр распоряжений и законов Советской власти», но сохранить в силе те, которые «оказались жизнеспособны» [679].

В ответ правые элементы посредством разного рода махинаций и подтасовок добились замены Западносибирского комиссариата «законным» Временным Сибирским правительством, что означало существенный сдвиг вправо. Если Комуч являл собой фактически однородно-эсеровское правительство, то в составе Сибирского правительства с самого начала существовали две «фракции», два крыла. «Левое» составляли, так сказать, подлинно правые эсеры или эсерствующие – Б. М. Шатилов, Г. Б. Патушинский и В. М. Крутовский. К правому крылу относились И. А. Михайлов, И. И. Серебренников и др. Эти люди лишь номинально считались эсерами, но фактически занимали кадетские и промонархические позиции. Особую роль – некоего «центра», поддерживающего баланс двух флангов, – играл полукадет-полуэсер П. В. Вологодский.

Но какая из двух групп, представленных в Сибирском правительстве, – «левая» или правая – имела больше шансов в борьбе за влияние? Это во многом зависело как от личных качеств министров обеих групп, так и от развития общей политической ситуации, определяемой целым комплексом факторов.

Субъективно эсеровская (точнее, проэсеровская) группа министров уступала своим конкурентам. Единственным «настоящим» эсером в правительстве являлся, пожалуй, Б. М. Шатилов, но он был «путаником и вздыхателем», человеком слабым и безвольным. Г. Б. Патушинский, формально состоявший в партии эсеров, больше был увлечен областническими идеями; он отличался такими чертами, как самолюбие и вспыльчивость (его считали «сибирским Керенским»), Сочувствовавший эсерам В. М. Крутовский, обидчивый и капризный, ни с кем не блокировался, так как сам хотел играть первую скрипку [680].

Правая часть правительства – И. Михайлов, И. Серебренников, затем Гришин-Алмазов и др. – энергией, изощренностью в искусстве политических интриг явно превосходила своих правоэсеровских коллег. Особую роль здесь играл И. Михайлов. Сын известного народовольца А. Михайлова, в начальный период своей политической деятельности близкий к эсерам, он затем резко повернул вправо, установил тесные связи с торгово-промышленными и военно-монархическими кругами. В эсеровской среде его окрестили «Ванька Каин» [681]. По воспоминаниям современников, это был матерый карьерист и интриган с «лицом херувимчика», «сибирский Макиавелли» или «сибирский Борджиа». В самом правительстве, по показаниям сибирского кадета А. Соловейчика, данным, очевидно, в связи с делом о колчаковском перевороте 18 ноября 1918 г., И. Михайлов постепенно сколотил и возглавил небольшую группу, которую так и назвал: «моя группа». В нее позднее входили министры: земледелия – Н. И. Петров, продовольствия – Зефиров, снабжения – И. И. Серебренников, а также управляющий делами совета министров Г. К. Гинс. Эта группа, по существу, вела «свою политику». Для «стиля» Михайлова вообще характерно было протаскивание и насаждение повсюду «своих людей», создание внутриправительственной мафии [682].

С первых же шагов деятельности правительства Вологодского «Михайловская группа» стала брать верх. Объяснялось это, конечно, не только ее «боевитостью» и напористостью. Вся политическая обстановка играла ей на руку. Торгово-промышленные круги и монархическое офицерство, опьяненные успехами в борьбе с Советской властью, властно заявили о своих вожделениях. Правые газеты все более громогласно требовали установления военной диктатуры в целях полного «возрождения России», что на их языке означало решительное искоренение всех последствий революций 1917 г. Если самарский Комуч (и Западносибирский комиссариат), по словам левого кадета Л. Кроля, хотел держать революцию на грани эсеровских требований, то Временное Сибирское правительство стремилось «назад от революции», даже щеголяя «возвратом к старым внешним формам» [683].