Коллектив авторов - Интернет и идеологические движения в России. Коллективная монография

Противодействие национализмов этнических меньшинств русскому национализму носило не линейный, а циклический, маятникообразный характер [129]. В 1990-е гг. «парад суверенитетов» региональных элит и пробуждение национализмов окраин были стимулированы распадом СССР и ослаблением центральной власти. Но русские националисты на это отреагировали далеко не сразу. Ситуация начала меняться лишь во второй половине 1990-х гг. Социологические опросы «Левада-Центра» фиксировали рост этнического самосознания русских на протяжении 15 лет. В 1998 г. поддержка лозунга «Россия – для русских» находилась на минимальном уровне – 13 %, в 2003 г. она достигла 21 % и вплоть до 2013 г. с перепадами выросла до значения в 23 % [130].

Основным источником такого роста стали антикавказские и антимигрантские настроения, оказавшиеся в центре дискурса русских националистических движений в начале 2010-х гг. Антикавказские настроения начали расти еще в середине 1990-х гг. и были напрямую связаны с Чеченской войной. Позже к этому фактору добавились и другие; прежде всего – нарастающий приток нерусских мигрантов в большие города России. Нерусская миграция состоит из двух разных потоков: это трудовые мигранты из бывших советских республик – Украины, Беларуси, стран Средней Азии и Южного Кавказа, и мигранты из перенаселенных республик Северного Кавказа. В результате этническая напряженность вылилась в погромы и крупные несанкционированные акции русских националистов: Кондопога в Карелии (2006), митинг на Манежной площади в Москве (2010), Пугачев в Саратовской области (2013), район Бирюлево на окраине Москвы (2013).

Тем не менее всю свою постсоветскую историю русский национализм оставался попутчиком власти, так как основополагающий для него – охранительный по отношению к империи – элемент никуда не исчезал долгое время ни у «красного», ни у «коричневого» крыла. В начале 2000-х гг. националисты поддержали курс В. Путина на борьбу с распадом Российской Федерации и сепаратизмом в этнических республиках. Националистические идеологи вплоть до начала 2010-х гг. не могли предложить обществу ничего такого, чего не могла предложить власть. В свою очередь, последняя позволяла себе публично заигрывать с национализмом. Так, в марте 2008 г. Путин заявил: «Он (Д. Медведев. – С. П. ) в хорошем смысле такой же русский националист, как и я. Он настоящий патриот и будет самым активным образом отстаивать интересы России на международной арене» [131].

Но подобные высказывания являлись единичными в публичной риторике представителей российской власти, и в них скорее говорилось о желании возращения России былого статуса сверхдержавы и предотвращения распада страны, что само по себе никак не противоречило идеям русских националистов.

Говорить о едином или даже о нескольких признаваемых всеми лидерах националистов в современной России не приходится. За последнюю четверть столетия на эту роль могли претендовать только Дмитрий Васильев – руководитель общества «Память», и Александр Баркашов – его телохранитель, а впоследствии глава движения «Русское национальное единство» (РНЕ). Но пик политической популярности этих деятелей приходится на годы Перестройки и первого срока президентства Ельцина. В первое «путинское» десятилетие ничего принципиально не изменилось.

До 2011 г. русские националисты мало чем отличались от других политических движений, которые оказались в немилости у действующей власти. Ни либеральная общественность, ни сторонники левых идей до последнего времени также не имели во главе консолидирующей фигуры. Такой фигурой мог стать Алексей Навальный, который мог одинаково претендовать на роль лидера и оппозиционных либералов, и националистов, особенно после того, как осенью 2011 г. поддержал националистическую акцию «Хватит кормить Кавказ», вышел на «Русский марш 2011» и активно за него агитировал [132]. Но после событий зимы 2011/2012 гг. и особенно выборов в Координационный совет оппозиции, организованных непосредственно командой Навального и состоявшихся в октябре 2012 г., стало ясно, что оппозиционно настроенные граждане в целом не поддерживают националистов. В ноябре 2012 г. Навальный на «Русский марш» уже не пришел, сославшись на болезнь [133]. И далее он старался дистанцироваться от националистического движения.

Только в 2013 г., во время предвыборной кампании по избранию мэра Москвы, Навальный вернулся к риторике борьбы с незаконной миграцией. Но исполнявший на тот момент свои обязанности мэра Сергей Собянин обладал реальным административным ресурсом для перехвата антимигрантской повестки. В Гольянове был создан лагерь для содержания пойманных нелегальных мигрантов, в котором содержалось 586 человек [134]. «Эмигранты и Собянин – последний месяц я только это и слышал. Более того, они даже умудрились своровать у нас несколько пунктов из программы, выступить с ними», – с нескрываемой обидой говорил в июне 2013 г. лидер националистического объединения «Русские» Дёмушкин [135].

Влияние и популярность современных националистических идеологов продуктивно рассматривать, используя придуманное властью и навязанное обществу в последние десять лет различение между «системной» и «несистемной» оппозицией. «Системная» оппозиция сотрудничает с властью и представлена в представительных органах. «Несистемная» оппозиция не только не представлена в законодательных собраниях различного уровня, но и подвержена постоянному давлению со стороны Кремля.

Главным «системным» националистом является Владимир Жириновский – лидер Либерально-демократической партии России (ЛДПР), одним из ключевых лозунгов которой в 2011 г. стал слоган «Мы за русских! Мы за бедных!» [136]. Для многих националистически ориентированных избирателей лидер ЛДПР оказывается единственной приемлемой кандидатурой для голосования на парламентских и президентских выборах, но ни популярностью, ни авторитетом у активистов русского национализма он не пользуется. Жириновский является едва ли не единственным политиком, который последовательно озвучивал идеи о защите прав русских, но, как и власть, скорее в контексте великодержавнических, имперских амбиций, а не сугубо националистической повестки дня.

На сходных, но несколько иных позициях стоят Коммунистическая партия Российской Федерации (КПРФ) и ее лидер Г.А. Зюганов. По своему идеологическому содержанию КПРФ является не просто националистической партией, но самой влиятельной сталинистской организацией в России (см. подробнее главу 3).

Вышеописанными партиями ограничен круг «системной» националистической оппозиции. Но великодержавническая риторика является одним из фундаментов провластной элиты и представителей Кремля. Однако и здесь наличествует некоторое идеологическое разнообразие. Так, Наталия Нарочницкая активно пропагандирует цивилизационный православный русский национализм, близкий к идеологии «официального национализма» Российской империи. Александр Дугин является создателем термина «евразийская сверхдержава», которым он обозначает важнейшую цель российской внешней политики – интеграцию постсоветских стран в единое политическое пространство и противостояние Западу [137]. На позициях, близких к идеологии КПРФ, стоит Александр Проханов – главный редактор газеты «Завтра», являющейся самым влиятельным СМИ, стоящим на великодержавнических позициях. В 2012 г. он возглавил «Изборский клуб», в который вошли и вышеуказанные «охранители» российской власти (см. главу 7).