Коллектив авторов - Интернет и идеологические движения в России. Коллективная монография

В % от числа опрошенных

Из таблицы 29 видно, что более критично к массовым фобиям (обилию врагов) относятся люди с более инструментальным, прагматичным и рациональным мышлением (предприниматели, руководители), наиболее суггестивны – силовики, служащие и учащаяся молодежь. Напротив, считают, что разговоры о врагах – это не более чем страшилки, которыми путинский режим пугает население, прежде всего молодые и образованные респонденты, москвичи, то есть те группы, которые сильнее включены в рыночную экономику и потому более свободны от государства, тогда как уверены в существовании врагов и враждебного отношения в мире к России население средних городов («индустриальная Россия», в терминологии Н. Зубаревич [487]), работники госсектора, пенсионеры.

Таблица 29

Разговоры о врагах ведутся, потому что…

N=1600, в % к числу опрошенных

Усиление значимости фактора изобретенного врага непосредственно связано с активизацией кремлевской пропаганды, отвечающей на рост массового недовольства, протестного движения и раздражения социальной политикой путинского правительства стремлением дискредитировать своих критиков, представив их в качестве агентов Запада. Легитимность самого Путина, занявшего в третий раз, вопреки Конституции РФ, пост президента, к этому моменту заметно ослабла: общество начинало уставать от него и требовать политических свобод, честных выборов, участия в политике новых людей, новых политических программ. Падение популярности «национального лидера» лишь косвенно связано с путинской идеологией государственного национализма. Социальное напряжение вызывалось накапливающимися причинами: снижением уровня жизни после экономического кризиса 2008–2009 гг., сокращением социальных расходов государства, усилением бюрократического давления на бизнес и общественную жизнь, нарастанием коррупционных скандалов в высшем руководстве. Режим оказался не в состоянии отвечать на патерналистские ожидания своих подданных – гарантировать необходимый уровень существования (а это – основа легитимности авторитарного правления). Популярность Путина (его личный рейтинг) к осени 2013 г. – январю 2014 г. оказалась в низшей точке за все годы его правления (см. диаграмму 9). Однако это общественное раздражение из-за подавленности общественной и политической жизни, цензуры в СМИ могло найти выход для себя лишь в разнообразных формах внутренней и внешней ксенофобии, достигшей самого высокого уровня за все годы социологического наблюдения.

Диаграмма 9

Индекс одобрения президента Путина и премьер-министра Медведева

(строится как разница позитивных и негативных оценок)

На этом фоне разворачивающиеся в Украине события, массовые выступления против коррумпированного режима Януковича представляли серьезную угрозу и для нынешней российской олигархии.

Пропаганда, натравливающая российское общество на украинцев и новое киевское руководство и породившая волну антиукраинских настроений (см. диаграмму 10), последовательно била по нескольким чувствительным для национального сознания русских темам [488].

Диаграмма 10

Индекс отношения к Украине

(строится как разница позитивных и негативных оценок)

Первый и главный мотив: Евромайдан – звено или часть инспирированных США массовых волнений и социально-политических переворотов, подготовленных с помощью Интернета и социальных сетей, деятельности зарубежных фондов, неправительственных организаций с целью ослабить Россию, вытеснить ее из зон традиционного влияния. Эта версия укладывалась в давнее российское антизападничество и была с готовностью принята в качестве рамки для объяснения украинских событий. 83 % опрошенных россиян (из числа тех, кто имел хоть какое-то представление о волнениях в Киеве) были согласны с тем, что массовые митинги и демонстрации в соседней стране инспирированы и организованы («проплачены») Западом.

Вторая особенность этой пропаганды заключается в использовании языка войны с фашизмом. Называя украинское демократическое движение «фашистами», «нацистами», «бандеровцами», а армию – «киевскими карателями», проводящими политику геноцида против русского населения, пропаганда возвращала массовое сознание в контекст Второй мировой войны, страданий, жертв, делая тем самым невозможной идентификацию русских с украинцами, понимание их мотивов и видение ситуации. Одновременно с этим пропаганда придавала действиям российского руководства нравственный характер, поскольку оно в этом случае оказывалось той силой, что защищала нормы гуманности и волеизъявления народов («подлинной, а не фальшивой, как на Западе, демократии»), а мирных жителей – от насилия со стороны бандитов.

Помимо антиукраинской риторики с течением времени все сильнее стал звучать тезис о том, что Россия не просто «защищает русских» в Украине (этот мотив постепенно ослабевает), а что она ведет себя так, как ей и подобает: она восстанавливает свою традиционную роль империи и возвращает исконные земли, которые из-за предательства или произвола, самодурства отдельных своих прежних правителей (Хрущева, Горбачева, Ельцина) утратила в недавнем прошлом. Геополитические планы Путина и заявления о защите «стратегических интересов России» вполне сочувственно встречаются российским обществом, явно разделяющим его видение мира (табл. 31–33). Западная критика действий России в этом плане для российского обывателя сама по себе уже служит свидетельством признания возросшей мощи страны.

И, наконец, еще один важный мотив, использованный политтехнологами, заключался в неявном, но очень действенном приеме: показывая пожары, столкновения, убитых, разрушенные дома, беженцев, пропаганда как бы говорила тем, кто сочувствовал лозунгам оппозиции и критикам Путина: «Вы хотели реформ, демократии, торопитесь жить как на Западе, вы не думаете о стабильности и спокойном развитии страны при нынешней власти – вот посмотрите, к чему вы ведете страну: хаосу, разрухе, гражданской войне». Для российского обывателя, крайне тяжело пережившего кризисы и спад жизненного уровня 1990-х гг., телевизионные кадры такого рода выглядят устрашающе и убедительнее аргументов противников Путина. Апелляция руководителей ведомств и политиков к выступлениям русских монархистов и реакционеров (особенно часто цитируется Петр Столыпин: «Вам [сторонникам широких реформ в 1907 г.] нужны потрясения, нам – Великая Россия») оказывается нормой чиновничьей лояльности.