Александра Матвеева - Геополитическая концепция истории России П. Н. Савицкого

В вопросе о размежевании сфер влияния Савицким учитывалась геополитическая предрасположенность Маньчжурии к России-Евразии и ее континентальная противоположность островной Японии. Более того, он считал, что новые территориальные приобретения только усложнят ситуацию в Японии, так как она находится в стадии «конца старого режима» [638].

Геополитическая предопределенность Внешней Монголии к СССР отразилась в том, что в первой половине 1920-х гг. СССР достиг абсолютной монополии в этом регионе, в росте доли СССР в торговле до 95 %: «дореволюционная Россия не могла мечтать о такой квоте участия, как СССР в начале 30-х», – отмечал Савицкий [639].

Он ратовал за необходимость расширения сфер советского политического влияния и в другой когда-то имперской зоне влияния нашей страны – Иране, который «геополитически и геоэкономически» тяготеет к России [640]. Эта геостратегическая тенденция отразилась в практике советско-иранских отношений. Савицкий подмечал, что уже с середины 20-х гг. «на основе определенного исторического опыта» коммунистическая власть стала проявлять иное отношение к восточным соседям, чем в годы Гражданской войны. Это нашло отражение в «Договоре о дружбе и нейтралитете» между СССР и Персией (1 окт. 1927).

При этом Савицкий критиковал политику Советской России, отказавшейся от всего русского экономического наследия царской России, вследствие чего, к началу 30-х гг. около половины того торгового поприща, которое приходилось на долю дореволюционной России занимали США, Германия и Япония, осуществлявшие, тем самым, политику «торгово-политического» окружения СССР [641].

Хотя были и позитивные моменты, отраженные в политической сфере, связанные с получением своеобразного государственного правового «сервитута» на территории Персии. К началу 1923 г. на основе практического внешнеторгового опыта, коммунистическая власть признала русско-персидские соглашения царского времени, ввела вновь тарифы, установленные декларацией 1901 г.

Аналогичная ситуация складывалась и в отношениях с другим геополитическим соседом – Турцией. Применительно к 20-м гг. Савицкий говорил даже о некотором «параллелизме» в развитии советско-иранских и советско-турецких отношений» [642]. Сближение обосновывалось схожим геополитическим положением: обе страны являлись ареной борьбы советского и английского влияний [643].

Так, с Турцией еще ранее был заключен договор о дружбе и нейтралитете 1925 г. С этим вечным геополитическим противником России, по мнению Савицкого, нашу страну сближало историко-культурное родство «византийского наследства», которое проявилось уже при первых дипломатических сношениях (1497–1498) [644]. Эти отношения, в представлении евразийца, были воспроизведены после Октябрьской революции, когда в обеих странах победа западной идеологии перешла в свою противоположность – в борьбу с ней, «частично вдохновленную западными же идеями» [645]. Это выразилось в стремлении обеспечить независимость от «европейских хищников».

Таким образом, Савицкий еще раз подчеркивал приоритетность геополитических потребностей над классовыми интересами: «Факторы, которые притягивают Россию и Турцию оказались сильнее расхождения социальных укладов» [646]. Хотя наблюдалась и своеобразная политическая близость, когда после 1926 г. Кемаль-паша стал бороться с контрреволюцией после подавления курдского восстания, а также, «по примеру коммунистической партии», начал ратовать за экономическую независимость страны, покровительствовать индустриализации.

Савицкий подчеркивал, что «дружба политическая» между этой страной и СССР должна быть подкреплена «дружбой экономической и технической», в противном случае «советско-турецкие отношения неизбежно попадут в кризис», как это было в 1914–1918 гг. Так, он негодовал по поводу того, что турецкие закупки в Германии и Японии превысили в шесть раз в 1937 г. закупки в СССР [647]. По мнению Петра Николаевича, «в силу географических и геополитических условий, по крайней мере, 30–35 % турецкой внешней торговли должны были приходиться на долю Советского Союза, а у нас – 5 % всего» [648].

Сближение со странами Востока во многом соответствовало предложенной Савицким геостратегии по созданию системы «материковых хозяйств», где близкие в силу своей континетальности России страны Азии вступают в своеобразный геополитический «евразийский интернационал», противостоящий «океаническому» колониально-экономическому империализму.

Очевидны также совпадения с практикой СССР и других геополитических рекомендаций Савицкого, выраженных в принципе «континент-океан – на океаны». Речь идет об итогах экспедиции О. Ю. Шмидта 1932 г. на ледоколе «Сибиряков», которая «руководствовалась не только колонизацией Дальнего Севера, но и обеспечивала Советскому Союзу единство его побережий. Установив связь между Белым и Баренцевым морем – с одной стороны, и русскими тихоокеанскими водами – с другой» [649]. Выражая удовлетворение по этому поводу, Савицкий ссылался на выпущенную ранее свою работу «О значении единства побережий для русского народного хозяйства», в которой пророчески указывал на необходимость осуществления такой политики [650].

На основании анализа данного компонента геополитической теории П. Н. Савицкого, можно заключить, что на рубеже 20-30-х гг. ХХ в. им была сформулирована целостная геостратегическая концепция или геополитика внешнего пространства России-Евразии.

Причем, евразийский теоретик сумел создать научно-обоснованную геостратегию, учитывая исторические императивы создания пространства Российской империи, воссозданной в границах СССР. С другой стороны, его геополитическая концепция разрабатывалась с учетом военно-стратегического и экономического потенциала Советской России в соотношении с другими странами. В этом аспекте своей геополитической концепции Савицкий продолжал традицию отечественной военной географии («военной статистики») и политической географии, которая, в свое время, во многом, определяла политику царской России.

Нельзя также забывать и о значительном влиянии славянофильской и почвеннической геополитической традиции. Она нашла отражение в создании центрального компонента всей концепции П. Н. Савицкого – учении о России-Евразии.

При этом, по мере приближения к 30-м гг. геостратегия Савицкого все более отходила от идеологических панславистских установок – в центре ее интересов Азия, как геополитически предопределенный своей континентальностью стратегический и экономический партнер России-Евразии. В этой связи К. Хаусхофер даже называл евразийцев «закутанными в шкуру панславизма паназиатами» [651].