Синтия Барнетт - Занимательное дождеведение: дождь в истории, науке и искусстве

Юный Макинтош уехал учиться в Англию, а затем вернулся домой на стажировку в бухгалтерии. Предполагалось, что он освоит торговое дело и будет помогать продавать товары, производимые отцом. Но молодой человек всерьез увлекся химией. Новая научная дисциплина еще только выделялась в самостоятельную область, уходя от алхимических миазмов и суеверий.

У Макинтоша был явный врожденный талант к смешению и преобразованию химических элементов. В восемнадцать лет он вел переписку со знаменитыми химиками – большинство из них в то время были физиками – Шотландии и Англии, интересуясь лекциями по химии и возможными способами изготовления красок из растений. Он ездил в Эдинбург, чтобы учиться у Джозефа Блэка, профессора медицины, открывшего «связанный воздух», вскоре названный углекислым газом. Блэк, Макинтош и еще несколько студентов создали первое известное химическое общество. К двадцати годам Макинтош уже написал в его рамках статьи о спирте, квасцах, кристаллизации и «применении синего красящего вещества растительных тел».

Ему еще не исполнилось двадцати одного года, когда он ушел из бухгалтерии и основал собственный завод по производству нашатыря – кристаллической соли, необходимой для изготовления самых разных изделий, от луженой меди до лекарств. У Макинтоша были свои секретные источники этой соли: он извлекал ее из сажи и мочи. Отправления человеческого организма было легко найти в городе, где теперь толпились малоимущие иммигранты, бегущие от нехватки картофеля на северном высокогорье или выселенные со своих ферм в ходе принудительной депортации – так называемой «зачистки». Раньше отец Макинтоша много лет платил за этот продукт жизнедеятельности. Бедняки целыми семьями копили мочу и сдавали ее домовладельцам к тому моменту, как за ней должны прийти сборщики от Джорджа Макинтоша. Макинтош-старший использовал аммиачную воду для производства лакмусового ягеля – популярного красно-фиолетового красителя, сделанного из лишайников.

Расцветая на шотландских дождях и туманах, изобилующие в стране лишайники играют ключевую роль в истории текстильной промышленности страны. Желтовато-коричневые оттенки (и не самый приятный запах) знаменитому твиду Харрис придают лишайники семейства Parmelia. Большинство производителей лакмусового ягеля использовали шотландский лишайник под названием Ochrolechia Tartarea, но Джордж Макинтош завозил более экзотические виды этого растения с итальянского острова Сардиния. В возрасте двадцати с небольшим лет Чарльз Макинтош отправлялся в многомесячные поездки по всей Европе, разыскивая лишайники, цветы и другие растения для потенциальных новых оттенков и материалов или встречаясь с возможными деловыми партнерами. В оставшихся после него бумагах не указано, сколько времени он размышлял о водонепроницаемой ткани в годы или десятилетия до своего знаменитого озарения. Быть может, идея пришла ему в голову, когда он брел по покрытым лужами булыжным мостовым Глазго, или весной 1789 года, когда он пережил страшный шторм на пути из Сандерленда на восточном побережье Англии в голландский Роттердам. В ту поездку он посетил Королевство Пруссия, где пытался получить контракт на окраску военной формы Королевской прусской армии в синий цвет. Похоже, Макинтошу всегда было приятнее заниматься химией, чем коммерцией. Пруссаки ему отказали. Конечно, он уладил бы дело, если бы, совершенствуя синюю гамму для военных, мог заодно сделать их униформу непромокаемой.

Ориентируясь на старшее поколение красильщиков, добывавших в Глазго аммиак из человеческой мочи, Макинтош был настроен на безотходное производство: ничто не должно пропадать даром. Долгожданный растворитель для резины он открыл в результате поисков, направленных на то, чтобы найти применение самым мерзким побочным продуктам прогресса, достигнутого в начале XIX века. В европейских городах приобретали популярность газовые лампы, освещавшие более богатые улицы и частные дома. Но дегтевый осадок, остававшийся при производстве каменноугольного газа и сваливаемый в кучи на Темзе в Лондоне и Ферт-оф-Форте в Эдинбурге, представлял опасность для населения. Макинтош увидел возможность практического применения этого осадка и сточной воды, содержавшей ценный аммиак. В 1819 году газовый завод Глазго был только рад подписать договор о продаже ему всех отходов своего производства. До этого компания просто сбрасывала их в ямы по всему городу.

Макинтош превратил деготь в смолу (которая в то время использовалась для придания водоотталкивающих свойств деревянным лодкам и ящикам) и отделил от нее аммиак для изготовления лакмусового ягеля. Это дало ему еще один побочный продукт, который оказался чрезвычайно полезным. При изготовлении смолы оставалась летучая жидкость – так называемая нафта. На этой легковоспламеняющейся сырой нефти горел «греческий огонь» – смертоносное химическое оружие с древних времен. Смоченные этим веществом стрелы могли зажечь селение негасимым пламенем. Огненный поток из медной пушки мог сжечь шеренгу солдат или целый корабль. «Всякий человек, к которому он прикасался, считал себя пропавшим, всякий корабль, атакованный с его помощью, поглощало пламя», – написал в 1248 году один крестоносец. Греческий огонь прилипал к жертвам и продолжал гореть в воде, так что сбить пламя нельзя было, даже прыгнув в море. При папе Иннокентии II, в 1139 году, Второй Латеранский собор постановил, что этот огонь «слишком смертоносен» для применения в Европе.

Принятый канон все еще соблюдался на момент, когда Макинтош приступил к опытам с нафтой, полученной от газового завода Глазго. Он считал, что именно это вещество может обладать достаточной мощью для превращения резины в водоотталкивающий лак. И нашел верную рецептуру: 10–12 унций измельченной резины на «винный галлон» нафты. Макинтош нагревал эту смесь, растертую в мягкую водянистую массу, затем просеивал ее через мелкое сито до тех пор, пока она не становилась похожей на «жидкий прозрачный мед».

Макинтошу удалось получить водоотталкивающий состав, но при его нанесении ткани становились липкими на вид и на ощупь, да и запах источали настолько противный, что даже сборщика мочи стошнило бы. Затем у изобретателя возникла простая и блестящая идея – сделать нечто вроде сэндвича. Он намазал свой теплый «мед» между двумя кусками материи и спрессовал их с помощью тяжелых цилиндров. В результате ткань стала гибкой и водонепроницаемой. В 1822 году он получил патент № 4804 на «непромокаемые двойные ткани».

Так родился первый плащ-макинтош.

Макинтош был уверен, что сможет продавать свои ткани портным, стремящимся нести в массы водонепроницаемую одежду. Для внедрения своего нового изобретения в производство он решил построить завод. Финансирование он мог получить только при условии, что разместит свое предприятие в трехстах двадцати километрах к югу от Глазго, в текстильном гиганте – английском Манчестере. Его новыми деловыми партнерами стали братья Бирли, владельцы большого комплекса бумагопрядильных фабрик в манчестерском районе Чорлтон-он-Медлок. Хью Хорнби Бирли и его младший брат Джозеф согласились финансировать фабрику прорезиненной одежды Макинтоша. Но они продолжали с подозрением относиться к новой технологии и продукции, поэтому хотели, чтобы здание завода Макинтоша примыкало к их собственному предприятию. В случае неудачи они могли бы забрать помещение себе.