Михаил Серяков - Рюрик и мистика истинной власти

Рис. 19. Богиня с птицами и всадники. Источник: Маслова Г. С. Орнамент русской народной вышивки как историко-этнографический источник. М., 1978

После патриархальной революции, символом которой стал бог-кузнец Сварог, верховная власть в славянском пантеоне перешла к мужским божествам. Третий этап духовного развития наших предков можно по праву назвать эрой Сварога. Если обратиться к лингвистике, то специалисты уже давно отметили, что букве X в авестийском языке соответствует буква с в санскрите: ахура – асура, хаома – сома и т. п. Таким образом, понятию Хварно в санскрите должно соответствовать Сварно. О том, что это не случайное созвучие, говорит и частичное совпадение круга представлений, связанных как с иранским Хварно, так и со славянским Сварогом. Еще с эпохи индоевропейской общности корень вар был связан с теплом и огнем: др. – русск. вар, варъ – «жар, зной» и варьныи – «жаркий, палящий», отсюда глагол варить . В других славянских языках укр. вар – «жар», с.-х. вар – «жар», болг. варница – «искры», словен. var, чеш. var – «кипение», что можно сравнить с хет. uar, «гореть», uarnu, «сжигать», арм. varem, «зажигаю», varim, «горю», др.-в. – нем. warm, «теплый», лит. virti, «кипеть», латыш. varit, «варить, кипеть». В предыдущей главе было показано, что Хварно было связано с процессом зачатия и рождения, однако подобную же связь мы видим и в отечественной традиции. Н. А. Криничная отмечает, что очаг «в архаических традициях осмысляется как место инкарнации душ предков в будущих потомков рода. Пылающий очаг, а значит, и ассоциирующийся с ним домовой дарует детей. <���…> Связь новорожденного с домашним очагом зафиксирована в украинской поговорке: “У печурце родився”. Этим же поверьям некогда соответствовали обычаи, обусловленные семантикой родильной обрядности: только что появившегося на свет младенца полагалось подержать какое-то мгновение над огнём, или поднести его к устью печи, или обойти с ним на руках (обычно это делала кормилица) вокруг домашнего очага, после чего он посвящался в члены рода и получал право наследования отцовского имущества» [583]. Ритуальный обход очага у славян, дающий право новорожденному наследовать имущество следует сопоставить с иранским Хварно в его аспекте носителя богатства. О том, что связь огня и доли не ограничивалась только моментом рождения, свидетельствует белорусский фольклор, где невеста говорила: «Добрая доля, да идзи за мной с печи пламенем, с хаты каминем» [584].

Понятно, что эти примеры связывали с огнем представления о доле простого человека. Однако в отечественной традиции есть данные о восприятии именно правителя как носителя огненного начала, по проявлениям которого его и избирали на царство. Представление об этом фиксируется в фольклоре уже применительно к концу династии Рюриковичей: «Прежде как на Руси царей выбирали: умрет царь – сейчас весь народ на реку идет и свечи в руках держит. Опустят эти свечи в воду, потом вынут, у кого загорится – тот и царь. У одного барина был крепостной человек – Иван. Подходит время царя выбирать, барин и говорит ему: “Иван, пойдем на реку. Когда я царем стану, так тебе вольную дам, куда хочешь, туда и иди!” А Иван ему на это: “Коли я, барин, в цари угожу, так тебе беспременно голову срублю!”

Пошли через реку, опустили свечи – и у Ивана свеча и загорись. Стал Иван царем, вспомнил свое обещанье: барину голову срубил. Вот с той поры за это его Грозным и прозвали» [585]. То же самое рассказывали и про избрание Бориса Годунова: «Собрались все российские бояра в каменной Москве и советуют о том, как, господие, будем царя выбирать. И удумали бояра выбирать его таким положением: есть у Троицы у Сергия над воротами Спаситель и перед ним лампада; будем все проезжать чрез эти ворота, и от кого загорится свеча пред лампадой, тому и быть царем на Москве над всей землей» [586]. Присутствие в первой легенде сочетания огня и воды, отсутствующее уже во втором сюжете, указывает на весьма архаичные истоки лежащих в ее основе представлений, ближайшим аналогом которых является иранская мифология.

В живой народной традиции подобные преставления бытовали до самого конца XIX в., о чем свидетельствует предание о рождении Махно: «Хоть односельчане и забыли год рождения будущего “батьки”, но помнили, передавая из уст в уста, легенду о том, что при крещении младенца у священника загорелась риза. По всему Гуляйполю разнеслась весть о том, что, согласно древней примете, новорожденный должен стать большим разбойником» [587]. По мере разложения древних мифов представления о князе как предводителе воинов могли частично переноситься и на разбойничьего атамана. Однако истоки этих представлений восходят не к русскому Средневековью, а к эпохе индоевропейской общности. Точно такое же знамение предвещало в Древнем Риме власть будущему царю Сервию Туллию: «В это время в царском доме случилось чудо, дивно и по виде, и по последствиям. На глазах у многих, гласит предание, пылала голова спящего мальчика по имени Сервий Туллий» [588]. Сасанидский царь V в. Балаш изображался с языками пламени, поднимающимися от плеч, но единичность данного образа заставила М. А. Шенкаря с осторожностью подойти к их интерпретации как изображению Хварно [589].

В одном из отечественных апокрифов имеется интересный сюжет о борьбе архангела Михаила с сатаной: «И видѣ Богъ противника себѣ, и посла Богъ Михаила архангела и повелѣ сатану свержити долу. Прiиде же Михаилъ къ сатанаилу, и видѣ на немъ божество велико, и не смѣна него и зрѣти. И прiиде Михаилъ к Богу и рече: Господи! Велико есть на немъ божество твое. Господь же снятъ с него божество и рече: иди и свержи его долу. И прiиде Михаилъ, и видѣ сатанаила, яко проста человѣка, и удари его скипетромъ и спадеся престолъ его и пойде сатана долу…» [590]Едва ли надо говорить, что в ортодоксальной христианской литературе ничего не говорится о том, что библейский Бог дал сатане «божество велико», благодаря чему тот властвовал, а архангел Михаил не мог поразить его. Соответственно, этот сюжет попал в апокриф из народных представлений и указывает на то, что мистическая сущность власти была неразрывно связана с божественным началом. Апокриф не описывает, что это было за «божество велико», но поскольку из-за него архангел не мог даже смотреть на сатану, очевидно, что по крайней мере в одной из своей ипостасей оно представляло собой ослепительно-яркий свет. Именно это начало дает возможность царствовать, но при этом оно может как даваться, так и забираться Богом.