Ким Шилин - Релятивистская теория лимбокультуры

Живые существа в произведениях северян действуют своими собственными способами, не выпадая из авторского замысла, но именно таким способом и реализуя его. Художественное произведение объединяет даже не два мира (Человека и Природу), а множество различных миров (миров разных живых существ), один из которых – мир человека, также обладающий биоприродными характеристиками. И все-таки именно человек, т. е. поэт и писатель, объединяет эти качественно разные миры в один прекрасный мир «полифоничной» Природы, ибо человек уже научился говорить с каждым живым существом на его языке.

Поэтичная культура северян лишь кажется простой, наполненной простыми действиями просто живых существ. Каждое из них сложно уже потому, что представляет собою целый большой и сложный мир своего вида и рода. За каждым из них миллионы лет эволюции. Каждый является непосредственным носителем сложных и тонких связей его со всей остальной живой Природой. Смотреть на этот мир «простым» взглядом, рассматривая его мир как «примитивный мир дикаря», односторонне развитого «зверя» – уже одно это есть один из способов умерщвления этого сложного мира, его сведения к предельно простым, неживым элементам. Очень характерен в этом отношении миф «Почему на земле людей мало» (В. Санги), В нем человек оказывается последним среди опрашиваемых зверей. Вот почему северян точнее-правильнее считать старшими, а не младшими нашими современниками, сохранившими вечную юность: свою и своей детски беззащитной Природы.

Поэзия – поэтично-органичный микрокосм Природы, изначальная и самая необходимая связь человека с нею как Матерью, основной способ уподобления его всей бесконечной Природе, непосредственное проявление конкретной формы Жизни Языка, т. е. тем самым становления предка человека как потенциального человека действительно человеком. Это в современном мире поэзия отодвинута на задний план исторической сцены. Изначально же она первая и основная форма общения становящегося человека с Природой и его развития внутри нее, первая и основная форма бытия ее языка. Язык – первая, основная и непосредственная стихия поэзии, песни, фольклора. Сразу же отметим качественное отличие поэзии (и искусства вообще) от всех иных биоорганических процессов (органичность поэзии – это основное, исходное ее качество, ее изначальная суть). Это ее собственное свойство – гармоничность. В мире живой природы имеются, как известно, противоречия – хищник-жертва. Поэзия снимает их, превращает в отношения гармоничного взаимодополнения. Сколь поэтично восприятие Природы у Г. Ходжера: «Вечером я вышел на берег послушать озеро… Дневные звуки еще не затихли, а озеро уже зачмокало, заполошило, забулькало. Какая это была веселая, радостная музыка! Если бы не слышал своими ушами, никогда не поверил бы, что озеро может так веселиться, что вода способна исторгать такие звуки. Это была весенняя песня воды!.. вода пела на разные голоса, и эта песня в середине огромного озера сливалась в единую, ласкающую слух симфонию. Я лег на дно оморочки лицом к звездам и увидел, как они закружились в хороводе под эту великолепную музыку… она была лучше той, что передают по радио…» («Амур широкий»). Поэзия, музыка, гармония Природы выше остальных творений человека. Таких, как приведенный пример поэтизации Природы можно привести много.

Н. Заболоцкий прямо ведет органичность поэзии из органической жизни: у него образ чертополоха, – как и он сам, – «это тоже образ мирозданья, организм, сплетенный из лучей». И еще «когда я написал стихотворение, оно уже живет самостоятельной, не зависящей от меня, своею собственной жизнью.» (Воспоминания о Заболоцком. М., Сов. Писатель, 1977, сс. 199, 221).

В устах современных поэтов это звучит как парадокс, как некое оригинальничанье. В действительности такое отношение к своему собственному творению столь же древне, как сам человек, ибо органичность поэзии непосредственно проистекает из самой живой природы, как бы предшествуя человеку, независимо от него, – хотя и через него, через его язык, сердце, голову и руки. Природа творит как бы посредством человека. И это ощущение органичности поэзии глубоко имманентно северянам и японцам. Для них оно вовсе не парадоксально. Они совсем не удивляются такому отношению ко всем продуктам своего бытия, своего труда. Это отношение – в центре их био-гармонично-поэтичного мироощущения. Оно им свойственно с колыбели. Они впитывают его вместе с материнским, нередко – оленьим – молоком. Жизнь для них – искусство и поэзия, а искусство-поэзия – Жизнь.

Итак, важным свойством поэзии (искусства) северян-японцев является огромная практически полная автономность их художественного творчества (и всего творчества вообще, ибо оно исчерпывается художественной его формой). Эта автономия искусства ощущается северянами в форме независимости песни (и поэзии), Языка от человека и сопричастности их остальной природе. Наиболее характерно в этом отношении понимание места песни, мынико в поэме-сказке Л. Лапцуя «Тёр». Впервые она появляется «на седом крыле ветра». «Ее мотив единым был // Для сотен поколений, // Но каждый ей слова дарил // По своему уменью. // (Гл.1).

Мынико (песня, поэзия, искусство) – это как бы сила самой Природы, подобная ветру. Она живет сама по себе, по воле Тундры-Матери. Хотя и поет эта «всевечная Мынико-песня» языком человека (гл. 8,3). Но он лишь передает чувства Природы.

Думается, что такое восприятие поэзии имеет глубокие реальные практические основания, что в ней концентрируется опыт самой природы, всех живых существ, включая предшествующие поколения людей. И поэт, сказитель выступает как бы от их имени, продолжая их опыт своим индивидуальным опытом. Поэтому песня-поэзия (искусство) лишь частично «зависима от отдельного человека, продолжая жить собственной «органической» жизнью… Хотя и имеет «хозяином» сказителя, поэта, в каковой роли часто мог выступать, например, шаман, также олицетворяющий могучую и мудрую Природу. В действиях шамана, в его камлании в прошлом довольно часто видели, прежде всего, мистико-религиозные мотивы. И они действительно имеются. В последнее время, однако, появилась тенденция более тонкого отношения к этому неоднозначному явлению, к выявлению в нем также и положительного, в особенности художественно-эстетического содержания. Проще говоря, шаман – это не столько предтеча священника, сколько поэта, художника (+врача и прогнозиста). И все это одновременно. Изначально поэзия была способом регулирования действий индивида в соответствии с биоритмами природы. И сказитель, поэт, шаман выступал лишь выразителем «воли» Природы. Эта изначальная функция искусства сохраняется и поныне. Хотя с античности она, а вместе с нею и ее выразитель, искусство начали отодвигаться на второй план системы культуры.