Наталья Бровко - Живопись в профессиональной подготовке дизайнера

Ценностный по существу подход к миру позволил древним мыслителям осознать единство этического и эстетического – «Хорошо сказанное слово человека, следующего ему, плодоносно, как прекрасный цветок с приятной окраской и благоухающий», «Приятно смотреть на благородных; быть в их обществе – благо. Да будет всегда счастлив тот, кто не видал глупцов»; «Не видеть приятное и видеть неприятное – зло»; «Завистливый, жадный, изворотливый человек не становится привлекательным только из-за красноречия или красивого лица» , а с другой стороны, «благие сияют издалека, как Гималайские горы». В великом древнеиндийском эпосе «Махабхарата» утверждается не только духовность красоты («Исчезла душа – красота отлетела, Уродливым стало бездушное тело»), но и единство ее с добром:

В древней «Шу цзин» («Книга истории», или «Книга документов»), по преданию, составленной и обработанной Конфуцием (Кун-цзы— 551 – 479 гг. до н.э.), отмечаются пять способностей человека: внешний облик, речь, зрение, слух, мышление. Свойство «внешнего облика – это достоинство», которое «создает строгость [поведения]»; свойство речи – «следование [истине]», создающее аккуратность; свойство зрения – «острота», создающая «прозорливость»; свойство слуха – «тонкость», создающая «осмотрительность»; свойство мышления – «проницательность», порождающая «мудрость». (207, с.15).

Для эстетики античности (Сократа, Платона, Аристотеля) характерен подчеркнутый космизм. Воплощение красоты – космос, все остальное красиво настолько, насколько оно приближается к гармонии космоса. Сократ, характеризуя прекрасное, показывает его связь с полезным, правда, понимая последнее не утилитаристки, а как разумную целесообразность. Платон, впервые в философии поставивший проблему сущности красоты в отличие от ее проявлений (различение вопросов: «Что такое прекрасное?» и «Что прекрасно?») не отделяя прекрасное от доброго, благого, истинного. Аристотель (384-322 до н.э.) следует этой традиции, хотя в большей мере исследует их специфические особенности. Характер античного мироощущения и миропонимания проявился в такой категории, которая органично соединяла прекрасное и доброе, – калокага тия ( Аристотель, Цицерон ) (от «калос» – прекрасный и «агатос» – хороший, добрый, благой). Аристотель связывал эстетическое наслаждение, получаемое людьми от произведения искусства, прежде всего с радостью «узнавания». «Поэзия даже более правдива, чем история, ибо история описывает отдельные человеческие характеры, а поэзия в своих вымышленных образах их обогащает» – писал Аристотель. (137, с. 166 – 175). Красота, по мнению Цицерона – это, прежде всего то, что поражает и удивляет человека своим возвышенным и всегда благонамеренным характером.

Для эстетики средневековья характерен принцип абсолютной духовной личности. Теперь все земное, красивое есть символ, отблеск духовной красоты Бога. Именно в это время преобладает символическое сознание. Символизм был связан с ценностным отношением (ценностным мироотношением и миропониманием). В указанный период происходит зарождение семиотики – учении о знаках и символах. Учение о символе, понимаемом и как знак, и как образ, и как прекрасное имело место в воззрениях Псевдо – Дионисия Ареопагита. (207), оказавшего большое воздействие на средневековую философию и эстетику.

Для гуманистов эпохи Возрождения, человек – «великое чудо» и по своей красоте, и по способности постижения истины, и по своим нравственным потенциям. Мыслители эпохи Возрождения утверждали единство Истины, Добра и Красоты. По мнению Столовича Л.Н. проблема истины, добра и красоты была со всей прямотой и остротой поставлена в данную эпоху и это ознаменовало новый этап в разработке понятия блага и ценности, которое объединяет все три выше перечисленных. (207, С.43). Позднее, вследствие развития чувственного и рационального познания эстетическое в эпоху Возрождения, сводится либо к чувствам, либо к рассудку. (В.А.Канке, С.143).

Феномен «эстетическое» немецкие философы второй половины XYIII – первой половины XIX в., Эммануил Кант, Г.В.Ф. Гегель понимали как действительность («вещи в себе»), по Канту, непознаваемы, человеческие же знания («мир явлений») образуются прирожденными (априорными, т.е. доопытными, независимыми от опыта) человеку формами чувственности и категориями (общими понятиями) рассудка. Выходит, что своими знаниями человек обязан только самому себе. Определяющим началом нравственности, лежащим в основе поведения людей, является вера в бога «ибо только бог есть чистая форма».(58,С.16). Рассматривая вопрос, Гегель исходил из того положения философии, согласно которому мир (природа и общество) представляет собой воплощение (отчуждение, инобытие) духовного, в сущности божественного, начала, названного им мировым разумом абсолютной идеи. После того, как абсолютная идея прошла все этапы своего отчуждения, она, воплотившись в человеческий разум, приступает к познанию самой себя как мирового разума. Первым шагом по пути этого самопознания выступает искусство. В искусстве идея стремиться выразить свою сущность в конкретно – чувственной форме, предстает, как прекрасное, прекрасное принадлежит только настоящей идее». (58, С.18).

В процессе диссертационного исследования мы опирались на труды Г.Г Шпета. (1879-1937), М.М Бахтина (1895-1975), А.Ф. Лосева (18931988). Семиотический подход по отношению к явлениям культуры, в том числе явлениям искусства для Шпета – образец «значащего знака», отличающегося от «естественной вещи». И «значение-смысл» слова для него – ключ к пониманию красоты и искусства, так как слово «есть прообраз всякого искусства», а «красота – от потребности выразить смысл». А поскольку искусство «представляет красоту», а для художника «явственна красота действительности», то красота, запечатленная в художественном произведении, – «красота – дважды рожденная, дважды явленная. Оттого она – и смысл и значение. Оттого она не только эстетична, но и философична». (233, с.397-380).

Для А.Ф. Лосева основной аксиологической проблемой выступает осознание смысла, занимаясь проблемами мифа и мифологии ученый отмечал, «живая мифология» цвета и света не более субъективна, чем физическая природа свето – цветовых ощущений. «Каждый цвет, каждый звук, каждое вкусовое качество уже, несомненно, обладает мифическим свойством. Так, краски кажутся холодными, теплыми, жесткими, мягкими, звуки – острыми, тяжелыми, легкими, задушевными, строгими и т.д.», – читаем мы в «Диалектике мифа». И далее: «Живая вещь, вот эта бумага, эти карандаши и перья, эта комната – всегда воспринимаются как вещи, наделенные тем или другим личным, социальным или иным глубинно выразительным содержанием, и все в той или другой мере причастны бытию мифическому». (133, с.456). Показательно, что, говоря «о мифологии природных светов и цветов и вообще тех или иных картин природы Лосев обрaщается к искусству, в частности к поэзии, где эта «мифология» и есть ценностный смысл светов, цветов, картин природы, где «качество мифической отрешенности» выступает как эстетическая «остраненность».