Валерий Белянин - Психологическое литературоведение

П. Б. Ганнушкин упоминает и «о довольно многочисленной группе», как он выражается, фанатиков чувства. К ним он относит «восторженных приверженцев религиозных сект, служащих фанатикам-вождям слепым орудием для осуществления их задач. Тщательное изучение таких легко внушаемых и быстро попадающих в беспрекословное подчинение людям с сильной волей лиц показывает, что они почти не имеют представлений о том, за что борются и к чему стремятся. Сверхценная идея превращается у них целиком в экстатическое переживание преданности вождю и самопожертвования во имя часто им совершенно непонятного дела.

Подобная замена (отодвигание на задний план) сверхценной идеи соответствующим ей аффектом наблюдается не только в области фанатизма и религиозного изуверства, но является также характерной особенностью, например, некоторых ревнивцев, ревнующих не благодаря наличию мысли о возможности измены, а исключительно вследствие наличности неотступно владеющего им беспредметного чувства ревности» (Ганнушкин, 1984, с. 269).

Итак, природа паранойяльности заключается в наличии сверхценной идеи, в оценке себя как основного центра вселенной.

Говоря о когнитивной установке паранойяльной личности, следует отметить, что она неодномерна, как у любой акцентуированной личности. Если у человека без акцентуации преобладает, к примеру, мотив зарабатывания денег, то он понимает, что другие люди тоже стремятся к этому и будут мешать ему; у акцентуированной же личности вторая часть деятельности – та, что обусловлена противодействием другим людям, – становится подчас ведущей. Видя, что ему мешают, акцентуированная личность придает этому такую сверхценность, что борьба с другими людьми превращается для нее в самостоятельную деятельность.

И тем самым когнитивная установка словно раздваивается, она сама становится конфликтной, двуплановой. С одной стороны, параноик полагает, что он «несет свет истины» людям, с другой стороны, он насаждает свое представление о действительности и о делах. Он требует от других подчинения ему и его программе, пытаясь объединить всех под одним знаменем. Естественно, что при этом его действия вызывают противодействие. Именно это и рождает вторую часть когнитивной установки: «меня не понимают, меня хотят предать не только враги, но и друзья».

Предпочитаемые роды деятельности паранойяльной личности – политика, религия и наставничество. Политика в наибольшей степени соответствует доминанте личности с паранойяльной акцентуацией. Наличие идей, необходимость поиска людей, которые вступили бы в ту или иную партию и при этом поддерживали бы эту идею, – все это словно подпитывает паранойю. Можно даже утверждать, что сама идея политики как особого вида человеческой деятельности в определенной степени паранойяльная. Если вспомнить недавнее советское прошлое, то мы увидим, что политики стремились сделать всех людей политиками. Они всячески распространяли свои идеи на всех членов общества. (И им это в определенной степени удавалось.) В демократическом же обществе политика – удел немногих избранных…

Что касается религии, то при интересе паранойяльной личности к религии возможно появление фанатизма в отношении своих идей и нетерпимости к другим мнениям. Характерно, что от призывов «возлюбить ближнего своего как самого себя» (!) фанатики религии переходят к проклятиям с пожеланиями врагу гореть в «геенне огненной».

Интересы паранойяльной личности направлены преимущественно на классику, реалистическое искусство и в целом на традиционную культуру. Неприятие авангарда, нетрадиционного искусства очень велико. Если говорить о литературных предпочтениях, то максимальное неприятие вызывает научная фантастика. Причина этого лежит в том, что в фантастике часто реализуется совершенно противоположная установке паранойяльной личности к целостности – установка на разорванность мышления, то есть шизоидная установка ( Белянин, Ямпольский, 1985).

Если говорить о внешности, то чаще всего паранойяльная личность имеет крупное телосложение и «представительный вид», обладает громким голосом.

В речи паранойяльной личности преобладают три семантических квантора. Первый квантор: 'за' – 'против'. Он реализуется, например, в таком высказывании, как «Кто не с нами, тот против нас». Второй квантор: 'истина' – 'ложъ'. Иллюстрацией может служить лозунг «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», где слова честь и совесть характеризуют именно паранойяльную установку. Третий квантор: 'доверять' – 'подозревать'. Он проявляется, к примеру, в поговорке «Доверяй, но проверяй».

В основе картины мира «светлых» текстов лежит описание мира личности и того природного мира, который окружает эту личность. «Я» выступает как субъект жизнедеятельности и получает следующие предикаты: 'честный', 'чистый', 'неповторимый', 'уникальный'.

Группировка лексических смыслов вокруг тем 'единство' и 'борьба' является ядром эмоционально-смысловой доминанты «активных» текстов, что в рамках предлагаемой нами концепции может быть объяснено следующим образом: в основе их концепта находится паранойяльная акцентуация.

Содержание «светлых» текстов может быть сведено к двум следующим мыслям. Первая: «Все живое уникально, неповторимо и самоценно». Вторая: «Я знаю истину и несу свое понимание жизни другим людям».

Посмотрим, как в текстах отражается мир личности, Я. Местоимение первого лица единственного числа я встречается преимущественно в именительном падеже, в то время как в «красивых» текстах оно чаще бывает в косвенных падежах. В этой связи любопытно наблюдение А. А. Россохина о том, что «соотношение частотности активного и пассивного употребления местоимения „я“ представляется возможным рассматривать как речевой эквивалент психологического понятия „локус контроля“ ( Россохин, 2002, с. 299). При всей сложности решения этого вопроса отметим, что в „светлых“ текстах скорее присутствует интернальность, а в „красивых“ же – чаще экстернальность.

К «светлым» текстам могут быть отнесены многие тексты на тему экологии, а также религиозные тексты, прежде всего дзен-буддистские. «Уважение к природе, будь то объективный мир или внутренняя природа человека, – вот то основное, из чего исходит дзен <���…> в своих положениях», – пишет одна из исследовательниц этой религии (Николаева, 1975, с. 67). Примерами «светлых» текстов могут также служить японские танка (пятистишия) и хокку (трехстишия):