Михаил Серяков - Богини славянского мира

В-третьих, следы древнего мифа о браке Великой богини с быком прослеживаются и в отголосках представлений о людях, как детях быка. Болгарский крестьянин еще в XIX в., обращаясь к запряженному волу, называл его «отцом», т. е. признавал в волах «своих наибольших благодетелей и священных для него животных, коих уважал как отца» 117. Если эпитет брата Игоря «Буй тур Всеволод» в «Слове о полку Игореве» еще можно объяснить распространенностью культа тура, символизировавшего собой силу и мощь – качества, важнейшие для воина и потому относящиеся к древнерусскому князю, то прозвища Буря-богатырь Иван коровий сын или Иван Быкович уже не оставляют сомнений в том, что эти сказочные герои первоначально рассматривались как дети быка. Однако даже посвященные им сказки стараются завуалировать факт подобного брака введением мотива рождения главного героя вместе со своими братьями от употребления в пищу чудесной щуки: «Король приказал эту щуку вымыть, вычистить, изжарить и подать королеве. Повара щуку чистили да мыли, помои за окошко лили: пришла корова, ополощины выпила. Как скоро повара щуку изжарили, прибежала девка-чернавка, положила ее на блюдо, понесла к королеве, да дорогой оторвала крылышко и попробовала. Все три понесли в один день, в один час: корова, девка-чернавка и королева.

Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Чрез несколько времени приходит со скотного двора скотница, докладывает королю, что корова родила человека. Король весьма удивился; не успел он принять эти речи, как бегут сказать ему, что девка-чернавка родила мальчика точь-в-точь как коровий сын; а вслед за тем приходят докладывать, что и королева родила сына точь-в-точь как коровий – голос в голос и волос в волос». Когда братья вырастают, то неоднократное метание жребия указывает на превосходство Бури-богатыря Ивана коровьего сына над Иваном-царевичем и Иваном девкиным сыном. После победы над многоглавыми змеями, бабой-ягой и ее дочерьми сказка завершается женитьбой Ивана-царевича на царевне, причем как в добывании невесты, так и в выбивании из нее вредоносного начала, побуждающего ее к убийству жениха, главную роль играет опять-таки Иван коровьий сын 118. Наиболее близкую ему аналогию представляет Траэтаона-Феридун иранской традиции. Он является потомком первого иранского правителя Йимы. Отца его зовут Атбин, однако более поздняя пехлевийская генеалогия именует его Пуртур или Пургав, причем имя отца Феридуна составлено из двух слов: пур – «сын» и гав – «бык, корова» 119. Пургава убивает узурпатор Заххак, захватывающий власть в Иране. Более поздняя традиция описывает его как арабского царевича, однако сам его образ восходит к авестийскому трехглавому дракону Ажи-Дахаку. Даже когда Заххак описывался в человеческом образе, связь с образом змея у него сохранялась: благодаря дьяволу из плеч царевича выросли две змеи, которые надо было ежедневно кормить человеческим мозгом. После убийства мужа мать с маленьким Феридуном спасается бегством, и во время изгнания младенца кормит чудесная корова Бермайе. Преследуя их, Заххак убивает и чудесную корову. В память о своей любимой кормилице выросший Феридун велит изобразить на навершии своей палицы голову коровы. На эту особенность указывает и вещий сон Заххака, которому однажды приснились три брата-бойца, причем у младшего

Как видим, генетическая связь Феридуна с быком или коровой постоянно подчеркивается иранской традицией: отец героя «сын быка» или «сын коровы»; кормилицей Феридуна является чудесная корова, голову которой он впоследствии изображает на своей палице. Роднит иранский эпос с русской сказкой как мотив змееборчества, так и наличие у главного героя двух братьев, не испытывающих к нему особой благодарности.

В отечественной традиции потомками коровы некогда считались не только сказочные герои, но и обычные люди. Инициал «М» в Псалтири XIV в. изображен в виде двух рыбаков, тянущих сеть и бранящихся между собой: «Потяни, корвин сын! – Сам еси таков!» 121В славянской литературе корова обозначала сварливых женщин: «Крикъ коровеи болши есть бычьего, еже противно есть прочимъ скотамъ и звѣрямъ. Подобны имъ женщины бранчивыя, но яко коровѣ бодливой, пилуютъ и претираютъ роги, тако и женамъ надобно» 122. Однако на то, что некогда с этим животным соотносилась не просто сварливая, а вообще любая женщина, указывает весьма распространенный на Руси женский головной убор, называемый «кичка рогатая», уподобляющий свою хозяйку корове. «Рогатую кичку носили молодые замужние женщины, меняя ее в старости на безрогую. Отсюда можно заключить, что рога были связаны с производительным периодом в жизни женщин. По народным представлениям, они содействовали плодородию и благополучию семьи. Простоволосая женщина вызывала гнев домового (покровителя дома, семьи), падеж скота, неурожай хлеба и болезни людей. (…) Значение коровы как символа плодородия выявляется на белорусском фольклорном материале. Примечательно выпекание «рогатого коровая» на белорусской свадьбе» 123. Обычно рога на кичке достигали 20 см в высоту и более, однако в Калужской губернии еще в конце XIX в. девушки по праздникам надевали головной убор с огромными рогами. Показательно, что подобная традиция встречала явное осуждение со стороны духовенства и священники не пускали таких «рогатых» женщин в церковь и не допускали к причастию. В связи с этим следует вспомнить и наблюдение Н.А. Криничной: «Поскольку головной убор был неким средоточием тотемистической сущности индивида, ему, судя по мифам и преданиям, придавалось важное значение при исполнении обряда инициации… Можно предполагать, что головной убор маркируется как знак приобщения индивида к тотемному предку (тотему)» 124. Благодаря восходящему к глубокой древности отождествлению с этими животными, становятся понятными причины того, что в разговорной речи до сих пор девушку могут называть телкой, а в Вологодской губернии невеста еще сравнительно недавно в свадебной обрядности называлась «телушкой», а жених – «быком».

В завершение следует отметить, что в целом ряде традиций бык ассоциируется и с загробным миром. Уже при раскопках в Чатал-Хююке под лепными изображениями бычьих голов были обнаружены человеческие черепа 125. Порфирий писал, что «души тех, кто преданы земле, принадлежат быку», а в Средней Азии в древности существовал обычай хоронить умершего, завернув его тело в бычью шкуру. В Индии приносили в дар брахманам черную корову, чтобы обеспечить переход своей души через реку смерти Вайтарани. Считалось, что душа умершего ухватится за хвост пожертвованной коровы и легко преодолеет преграду. Аналогичные представления Э. Тэйлор отметил и у европейцев: «В числе верований Северной Европы упоминается, что человек, отдавший корову бедному, найдет корову на том свете, чтобы перебраться на ней через мост смерти, а обычай вести корову в погребальной процессии, говорят, удержался до настоящего времени» 126. На севере Руси генетически родственные верования бытовали до начала XX в. Так, во время похорон родственники покойного дарили корову нищему, говоря при этом, что это «коровка покойника» 127. Захоронения с бычьими черепами известны еще с эпоху неолита 128. Как показывает загадка «чорна корова людей коле, а била воскрешае» (т. е. ночь усыпляет человека, а день пробуждает) 129, коровы у восточных славян могли также ассоциироваться со смертью и воскрешением. В отечественной традиции встречаются и другие отголоски этого представления. В поучении, приписываемом Иоанну Златоусту, с этими животными отождествляются священники в загробном мире: «Луг наречется рай,… а волове – кротции епископи и попове, иже ходять по церковному учению и инех добро учаще» 130. Впоследствии на Украине отвозили покойника на кладбище на белых волах 131. На возможную связь коровы с загробным миром указывают и древнерусские привески из Нефедьево, на которых головы коров соседствуют с изображением луны и звезды.