Михаил Серяков - Богини славянского мира

Весьма показательно, что героиня «Истинной повести» побеждает сначала некого мужского персонажа, замененного Александром Македонским (в одном древнерусском поучении против язычества происхождение языческих богов объяснялось как результат обожествления правителей древности), претендует на божественный статус, однако впоследствии гибнет от удара грома. Поскольку гром находился в ведении Перуна, то гибель от него «Дианы» символически описывает патриархальную революцию, в результате которой верховенство в пантеоне переходит от богини к богу-громовержцу. Как видим, польская «Истинная повесть» другим способом излагает ту же самую идею, что и древнерусское «Слово св. Григория» о том, что до начала поклонения Перуну как верховному богу славяне почитали каких-то женских божеств.

При этом следует отметить, что культ Перуна у наших далеких предков отмечается иностранным автором весьма рано, почти вскоре после того, как славяне вступают в соприкосновение с Византийской империей. Уже византийский писатель VI в. Прокопий Кесарийский сообщает о почитании нашими предками бога-«творца молний», т. е. Перуна. Это свидетельство столь интересно, что его следует привести целиком: «Они считают, что один только бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают, что спасение ими куплено ценою этой жертвы. Они почитают реки, и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания» 28. Как видим, уже в момент своего выхода на арену мировой истории славяне считали верховным богом Перуна, что, однако, не исключало почитание и других божеств, в том числе и нимф, под которыми, по всей видимости, следует понимать русалок. Однако патриархальная революция у славян была связана не только с образом Перуна. Целый ряд легенд и преданий показывает, что с грандиозным переворотом как в общественной, так и в религиозной жизни был также связан и бог-кузнец Сварог. В посвященном ему исследовании было показано, что установление патриархата у наших далеких предков следует датировать временем возникновения кузнечного дела и начала распада индоевропейской общности, т. е. примерно III тысячелетием до н. э.

Возвращаясь к польской «Истинной повести об основании монастыря на Лысой горе», следует отметить, что в XV–XVIII вв. как в западнославянских странах, так и в Германии и на Руси появляется ряд сочинений, сообщающих о славянских богах и богинях гораздо более подробную информацию, чем средневековые источники. Отношение к этим относительно поздним сочинениям в науке более чем неоднозначное. С одной стороны, понятно стремление ряда исследователей воспользоваться ими, чтобы расширить более чем скудные сведения первоисточников. С другой стороны, все эти сочинения отстоят от начала христианизации соответствующих стран примерно на пять или более столетий, что естественно порождает сомнения в подлинности изложенных в них сведений. Теоретически, как мы видели на примере Тиуновского святилища, языческие верования могли достаточно большое время сохраняться в отдельных местах, обычно на окраинах, однако, как правило, эти авторы не сообщают источник своих сведений о язычестве. В результате очень часто мы не знаем, действительно ли эти авторы почерпнули свои сведения из живой народной традиции либо все это является личным вымыслом того или иного автора, не имеющим никакой научной ценности. Мне представляется, что, в силу этих причин, к сочинениям XV–XVIII вв. следует подходить дифференцированно и использовать только те сведения, которые подтверждаются другими достоверными источниками. По этой причине в данной книге не будут рассматриваться Лада и Леля: польские источники впервые упоминают о них с XV в., а отечественные – с XVII в. Единственным исключением из этого правила является древнечешская Mater verborum, отождествляющая Ладу с Венерой, однако, как уже отмечалось выше, достоверность этой рукописи также находится под вопросом.

Завершая этот краткий обзор наших основных сведений о славянских богинях, следует признать, что как отечественные, так и иностранные источники весьма скупы на описание исконных верований наших предков, обычно отмечая имена божеств и внешние проявления их культа. Ни один из них не дает сколько-нибудь полной информации о том или ином божестве и не излагает связанных с ним мифов. Более подробными оказываются сочинения XV–XVIII вв., но к ним, по отмеченным только что причинам, следует подходить со значительной степенью осторожности. Археологические находки и описания иностранных авторов позволяют нам увидеть, в каком образе представляли наши предки своих богинь, но все они, за исключением Тиуновского святилища, лишены подписей, и мы лишь с большей или меньшей вероятностью можем соотнести их с конкретным божеством. Что касается внешнего облика богинь, то здесь мы располагаем еще одним дополнительным источником, которого мы лишены при изучении внешнего облика богов. Речь идет об архаических сюжетах русской народной вышивки. Поскольку вышивкой занимались женщины, в своем творчестве они, естественно, старались отобразить в первую очередь женские божества. В.А. Городцов, одним из первых обративший внимание на значимость данного источника для изчения русского язычества, писал по этому поводу: «Такие памятники сохранились почти исключительно в женском рукоделии, именно, в женских вышивках, где, как известно, каждая строчка, каждый крестик имеет строго канонизированный характер и передается от учительницы к ученице в возможно большей точности и совершенстве. Эта точность и совершенство поддерживаются еще и тем, что лучшие из творений, по свидетельству Н.П. Шабельской, выполнялись для свадебных обрядовых подарков, именно, они вышивались невестами для женихов и их родни, чтобы те судили, умеют ли невесты шить, или, как мы увидим ниже, твердо ли они знают религиозные символы, которые население, как священный завет, несет и хранит, из глубочайшей дохристианской древности. О важном значении обрядового шитья говорит и одна свадебная песня, имеющая инструктивный характер. Эта песня, записанная гр. П. Шереметевым в 1901 г. в Белозерском крае, гласит:

Отсюда видно, что шитью молодых девиц и знанию грамоты юношей придавалось одинаковое значение, и это мы поймем, когда убедимся, что в шитье девиц выражалось такое же важное для населения знание священных символов той старой, а поэтому дорогой веры, которою жил народ тысячи лет. Как весталки, чистые девы Рима, хранили неугасаемый огонь, символ обоготворенного небесного огня – солнца, так юные девы Русского Севера обязывались и обязываются нести и несут символы своего первобытного народного русского культа от древнейших времен и до наших дней. Они забыли имена своих символов, так как произносить эти имена уже более тысячи лет строго воспрещалось. Да и зачем им имена – звуковые символы, когда заменяющие их зрительные символы так ясны, так понятны и так полно говорят душе остановившегося в культурном росте поселянина, скрывавшегося в дремучих лесах и непроходимых болотах» 29. Этнографические материалы свидетельствуют, что еще в середине XIX в. в некоторых русских местностях во время крещенских смотрин невест был известен обряд «чтения» узоров. Во время него старуха показывала собравшимся вышитые невестой подолы рубах и объясняла значение каждого узора 30. Однако и русская вышивка передает лишь внешний облик богинь, а не их имена или связанные с ними мифы.