Кирилл Люков - Валерий Брюсов. Художник на рубеже

« Финдесьеклев . (…) В следующий раз я положу у ног твоих моего Люцифера.

Мэри . Ах, нет, собак-то я боюсь.

Финдесьеклев . Это не собака, а моя поэма. Моё новое творение. О, это глубокое произведение. Боюсь, что мир не поймёт его.

Мэри . Меня тоже никто не понимает.

Финдесьеклев . Вообрази себе хаотическое пространство – безграничность и безвременность. Там блуждают кометы. И вот Люцифер бросается в пламя.

Мэри . Зачем?

Финдесьеклев . Как ты не понимаешь? Это порыв вечности, безумие могущества. И вот тогда разверзаются катакомбы и выходят сонмы египетских царей, фараонов. О, только мне могла прийти такая мысль, – Байрону и мне.

Мэри . Да-а!

Финдесьеклев . Я понимаю твоё смущение. Ты подавлена грандиозностью начертанной мной картины» 44 44 Брюсов В. «Дачные страсти» – «Звезда», Л., 1939, кн. 10—11, с. 227—228. .

Очевидно, что, с одной стороны, Брюсов «ни на минуту не увлекался символизмом так, как, например, увлекался Бальмонт» 45 45 Боцяновский Вл. «Неизданная пьеса Брюсова» – «Звезда», Л., 1939, кн. 10—11, с. 235. , с другой, что Брюсов, не делающий никакой разницы между художественными «школами», овладевает всецело «новыми приёмами творчества», которые он, со свойственной ему энергией, старается ввести в общий художественный оборот. Именно постепенное увлечение Брюсова декадентством (которое на данном этапе отождествляется им с символизмом), и можно проследить по эволюции брюсовского героя – поэта-символиста – в его первых пьесах.

«Дачные страсти» – типичная бытовая комедия со всеми присущими ей реалиями: обсуждением покупок («Вот колбаса, вот духи, вот мазь от клопов» 46 46 Брюсов В. «Дачные страсти» – «Звезда», Л., 1939, кн. 10—11, с. 224. ), обычными дачными развлечениями (игра в винт) и разговорами («Позвольте вас угостить чаем со свежим вареньем и деревенским молоком. Вы любите такие дачные удовольствия?» 47 47 Брюсов В. «Дачные страсти» – «Звезда», Л., 1939, кн. 10—11, с. 226. ), и тому подобным. В области формы Брюсов пока ещё очевидно не самостоятелен и заимствует её у театра XIX века.

Комедия «Дачные страсти» была запрещена цензурой по следующим соображениям: цензор счёл, что аморально выводить на сцене персонажа, волочащегося сразу за двумя девушками, а также самих девушек, с лёгкостью меняющих одного кандидата в женихи на другого. Брюсов «сначала (…) был подавлен, но духом не пал» 48 48 Брюсов В. «Дневники (1891—1910)», М., изд. Сабашниковых, 1927, запись 18 сент. 1993 г., с. 14. , в буквальном смысле как и его герой: когда Финдесьеклева прогоняют, он гордо уходит со словами:

не обращая внимания на ехидные передразнивания:

В драматическом этюде «Проза» (1893 г.) иронические интонации уже сглаживаются. Об изменении авторского отношения к герою свидетельствует и изменение его имени: имя поэта в «Дачных страстях» Владимир Александрович Финдесьеклев – фамилия произведена от «fin du siècle» и имеет яркий иронический оттенок. В «Прозе» героя зовут опять же Владимир Александрович, но его фамилия уже Даров, то есть явно от слова «дар, талант», а может быть, Брюсов имел в виду те поэтические откровения, которые его герой способен по дарить миру.

Пьеса так же пронизана прямыми автобиографическими реминисценциями: например, известно, что псевдонимом «В. Даров» Брюсов подписывал несколько стихотворений во 2-м и 3-м выпусках «Русских символистов». Сонетом Дарова «Гаснут розовые краски», названном впоследствии «Осеннее чувство», открывается первый выпуск «Русских символистов». Тот факт, что Брюсов скрывает своё авторское «Я» за именем своего же героя, свидетельствует о его попытке понять самого себя, найти свою дорогу в литературе. Брюсов писал Дарова с себя, поэтому и берёт впоследствии его фамилию в качестве псевдонима, давая тем самым читателю понять, что Даров – герой пьесы «Проза» и Даров – один из авторов «Русских символистов» придерживаются одних и тех же взглядов, – по сути его, Брюсова, взглядов.

Даров, как и молодой Брюсов, которому тогда были закрыты все пути в серьёзные периодические издания, вынужден публиковать свои произведения за собственный счёт; в пьесе он поставлен перед вполне «прозаическим» выбором: издать книжку своих заветных творений или купить жене новое платье. Во имя семейного счастья Даров отказывается от своей мечты и своего творчества – рвёт тетрадку со своими стихами.

Любопытно, что центральное место пьесы отведено монологу Дарова, где Брюсов вводит объяснение принципа «циклизации», ставшего одной из своеобразных и отличительных черт его собственной лирики:

«Наконец-то я не завишу ни от редакторов, ни от издателей. Теперь публика узнает меня таким, каким я сам хочу быть. ( Берёт рукопись .) О, моя милая тетрадка, как я люблю тебя. Как ты мне близка. В тебе мне знакомо каждое слово – все они дети моих грёз. Скоро выпорхните вы из этой темницы на волю.

Я думаю, многим вы покажетесь странными. Многие не поймут этого нововведения, чтобы сборник стихотворений составлял одно целое, как роман или поэма. Каждое стихотворение связано с прежним и готовит следующее, пока всё не разрешится последним чарующим аккордом» 50 50 Брюсов В. «Проза», цитируется по: Страшкова О. «Эволюция „нового поэта“ в первых драматических произведениях Брюсова» – «Валерий Брюсов и литература кон. XIX—XX века», Ставрополь, 1979, с. 67. .

Этот принцип, при котором все стихотворения в сборнике объединены тематически и представляют собой как бы части одного произведения, Брюсов уже от своего имени через несколько лет повторит почти дословно в предисловии к своему сборнику стихов «Urbi et Orbi» («Городу и миру» – 1903 г.):

«Книга стихов должна быть не случайным сборником разнородных стихотворений, а именно книгой, замкнутым целым, объединенным единой мыслью. Как роман, как трактат, книга стихов раскрывает свое содержание последовательно от первой страницы к последней. Стихотворение, выхваченное из общей связи, теряет столько же, как отдельная страница из связанного рассуждения. Отделы в книге стихов – не более как главы, поясняющие одна другую, которых нельзя переставлять произвольно.» 51 51 Брюсов В. Я. «Urbi et Orbi: Предисловие» // Собр. соч.: В 2 тт., М., 1987. Т. 1, с. 494.

Даров, как и Финдесьеклев, говорит витиевато и приподнято. Его стихи также «сотканы из лучей луны и слиты из музыкальных волн» 52 52 Брюсов В. «Проза», цитируется по: Страшкова О. «Эволюция «нового поэта» в первых драматических произведениях Брюсова» – «Валерий Брюсов и литература кон. XIX—XX века», Ставрополь, 1979, с. 66. . Эти герои несут в себе, «развивают и дополняют одни и те же черты, по существу, воссоздавая единый тип «нового поэта» 53 53 Страшкова О. «Эволюция «нового поэта» в первых драматических произведениях Брюсова» – «Валерий Брюсов и литература кон. XIX—XX века», Ставрополь, 1979, с. 67. , и помогают Брюсову понять, каков же он сам. Брюсов как бы моделирует характер поэта, чтобы посмотреть на него, а заодно и на себя, со стороны.