Виктор Таки - Царь и султан: Османская империя глазами россиян

Со временем количество тем для этих препирательств росло. Так, в 1699 году посланники Петра I Е. И. Украинцев и И. П. Чередеев спорили с великим драгоманом Порты Александром Маврокордатом не только по поводу приема у визиря и царской грамоты, но и относительно таких деталей церемониала, как ранг османских чиновников, которые будут их сопровождать к визирю, количество предоставленных им лошадей, их местоположение во время приема у визиря и способ, которым они передадут визирю царскую грамоту. Предметами переговоров были также количество дворян посольства, которые будут сопровождать посланников к приему у султана, и продолжительность их обращения к последнему. Посланники также настояли на том, чтобы османские сопровождающие не выхватывали у них из рук царские грамоты и чтобы в аудиенц-залу их вводили из-под руки мягко, а не грубо [78] Там же. С. 24–26, 33. . Какими бы мелочными или чрезмерными ни казались ныне эти препирательства, они составляли суть символической дипломатии. Оспаривание деталей церемонии, пусть даже и неудачное, почиталось обязательным для поддержания царской чести.

Опасность бесчестия, которого посланники должны были избежать любой ценой, сочеталась с опасностью физических побоев и даже смерти. Последняя представлялась особенно вероятной в те моменты, когда ритуализированные обмены нарушались. Так в 1622 году разгневанный султан Мустафа I не дал посланнику И. П. Кондыреву завершить свою речь и приказал вышвырнуть его из залы с побоями. Османы обвинили Кондырева и его спутников в укрывании беглых русских рабов, а самоуправные янычары даже вломились в помещение, отведенное посланнику, угрожали отрезать Кондыреву нос и уши. Однако не только гнев османского султана мог заставить посланников бояться за свою жизнь. На обратном пути в Москву посольство было захвачено запорожскими казаками. Последние в тот момент были в конфликте с донскими казаками и едва не убили московских посланников. Посольским людям удалось бежать из крепости, в которой они содержались, однако вскоре они были захвачены в плен ногаями, откуда их вызволили лишь османские войска из Азова. Однако после этого жизни Кондырева и товарищей вновь оказались под угрозой со стороны разгневанной толпы, которая требовала, чтобы совершавшие набеги донские казаки были усмирены. Еще более московские посланники опасались крымских татар, и неспроста: на протяжении XVI и XVII столетий великокняжеские и царские представители в Бахчисарае особенно часто терпели грубое обращение. В 1624 году разгневанный хан даже приказал убить посланника Ивана Бегичева из подозрения, что последний побывал в Константинополе с целью убедить султана оказать давление на своего крымского вассала [79] Юзефович Л.А . Путь посла. С. 34–37. . Но все-таки подобные срывы в отношениях между Московским государством и Османской империей были достаточно редки, и по большей части ритуализированные обмены выполняли свою функцию.

За медленной эволюцией посольского обычая в первые два столетия российско-османских отношений последовал период существенных изменений в XVIII веке. Примечательно, что наиболее значимые перемены произошли не в царствование Петра Великого, которое было революционным и во многих других отношениях, а в правление его преемников. Это объясняется прежде всего серьезным поражением, которое понес Петр в ходе Прутского похода в 1711 году. В результате царь был вынужден вернуть Османам Азов, завоеванный в 1696 году, и согласиться на возобновление «подарков» крымскому хану, которые отменялись по договору 1700 года, заключенному Украинцевым. Россия также временно утратила едва приобретенное право иметь постоянного представителя в Константинополе. На практике крымские ханы никогда больше не получили российских «подарков», и в 1721 году постоянный представитель царя вернулся на берега Босфора. Задача полного восстановления и дальнейшего укрепления статуса России в Константинополе пришлась на долю Анны Иоанновны и Екатерины II [80] О Прутском походе см. главу 3 настоящей работы. . Важные изменения посольского церемониала можно наблюдать на примере трех чрезвычайных и полномочных посольств, направленных императрицами в столицу султана по завершении трех победоносных войн, которые вели наследницы Петра Великого против Османской империи.

Будучи призваны «утвердить и подтвердить» мир и дружбу между двумя империями, чрезвычайные российские посольства XVIII столетия имели немного конкретных целей [81] См. статью 14 Белградского мирного договора: Договоры России с Востоком / Ред. Т.П. Юзефович. СПб.: Бакст, 1869. С. 22. Статья 27 Кучук-Кайнарджийского мира 1774 года определяла цель посольства «дабы тем наивяще между обеих империй настоящий мир и истинная дружба заключены и утверждены были». См.: Там же. С. 39. . Тем не менее их значимость в оформлении российско-османских отношений трудно переоценить. Изменения в посольском церемониале были почти единственным приобретением, которого удалось добиться России в результате войны 1736–1739 годов, когда плоды ряда блистательных российских побед оказались утрачены в результате поражений, понесенных австрийскими союзниками, и ловкости французской дипломатии. Эфемерный характер других приобретений (азовские земли, без права восстанавливать разрушенную крепость) объясняет, почему российская сторона придавала столько значения церемониальным вопросам. Согласно Белградскому миру 1739 года, «отправлены быть [имели] с обеих сторон торжественные и чрезвычайные посольства… которые послы [имели] с равенством на границах разменены, приняты и трактованы быть, с такими же церемониями, и тем образом, как сие производится в знатных посольствах, между самознатнейшими державами и Оттоманскою Портой» [82] Там же. С. 22. . Посольство А. И. Румянцева, отправленное в 1740–1741 годах на основании этого положения, во всем следовало примеру австрийского посольства графа Улефельда, имевшего место несколькими месяцами ранее [83] Австрийский посланник в Петербурге маркиз Бота предоставил необходимую для этого информацию. О посольстве А.И. Румянцева см.: Михнева Р.А . К вопросу о русско-турецких отношениях после Белградского мира (Чрезвычайное посольство в Турцию А.И. Румянцева) // Etudes Balkaniques. 1979. No. 4. P. 91–107; Михнева Р.А . Россия и Османская империя в международных отношениях середины XVIII века. M.: Наука, 1985. С. 47–63. . Избрание габсбургской модели для первого российского чрезвычайного посольства в Константинополь было вполне естественным и соответствовало позиционированию как московских царей, так и преемников Петра I в качестве государей равных австрийским императорам [84] Об усилиях московских посланников добиться признания Габсбургами царского титула за великими князьями см.: Памятники дипломатических сношений с Римской империей. В 10 т. СПб.: Собственная Е.И.В. Канцелярия, 1851–1871. Об усилиях российской дипломатии добиться у Вены признания императорского титула за царями см.: Некрасов Г.А . Международное признание российского великодержавия в XVIII веке // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе / Ред. В.Т. Пашуто. M.: Наука, 1972. С. 381–389. .