Эрик Лор - Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу
- Название:Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент НЛО
- Год:2017
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4448-0866-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Эрик Лор - Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу краткое содержание
Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В исследованиях национальности издавна (возможно, со времен Ганса Кона) существует допущение, согласно которому на Западе национальность была юридическим институтом, опирающимся на отношения индивида и государства и представляющим собой, по сути, договор о принадлежности, в то время как на Востоке она определялась культурой, этносом и происхождением. В области исследования феномена гражданства Брубэйкер ввел сходную дихотомию между идеальными типами. Речь шла о тяготеющей к ассимиляции Франции на западе, где принцип почвы (jus soli), согласно которому гражданство получали все иностранцы, рожденные на французской земле, преобладал над этнической исключительностью, характерной для Германии на востоке – где принцип крови (jus sanguinis) позволял лишь потомкам граждан автоматически получать гражданство, тогда как сыновьям и дочерям иностранцев, рожденным на немецкой земле, в нем отказывалось [10] Brubaker R. Citizenship and Nationhood in France and Germany; Kohn H. A History of Nationalism in the East. New York: Harcourt, Brace and Co., 1929; Idem. The Idea of Nationalism: A Study in its Origins and Background. New York: Macmillan, 1945. См. более современный вариант: Greenfeld L. Nationalism: Five Roads to Modernity. Cambridge: Harvard University Press, 1992. Критику этой концепции см. в кн.: The Cultural Gradient: The Transmission of Ideas in Europe, 1789–1991 / Eds. C. Evtuhov and S. Kotkin. Lanham: Rowman & Littlefield Publishers, 2003.
.
Андреас Фармайр, Патрик Вейль и другие исследователи уже начали ставить под вопрос это коренное различие идеальных типов Франции и Германии [11] Fahrmeir A. Citizenship; Idem. Citizens and Aliens; Weil P. How to Be French.
. В моей книге указанная географическая дихотомия подвергнется дальнейшей критике, поскольку здесь будет описан случай необычно сильной традиции принципа почвы, имевший место на востоке. Этот и другие доводы позволят мне настаивать, что две половины европейского континента не так уж сильно отличались друг от друга, что они более сходны, чем считалось прежде, и являлись частью общей истории понятия гражданства.
По отношению к евреям имперское подданство и миграционная политика часто представляли собой важное исключение из общих политических принципов, и в книге этому уделено значительное внимание. В период с 1860 по 1920 год евреи составляли более 40 % всех эмигрантов из империи, и практически каждый закон о натурализации, денатурализации, иммиграции и эмиграции, принятый при старом режиме, включал основную статью, написанную в самых общих терминах, за которой, однако, следовало примечание, устанавливавшее совершенно другие правила для евреев. Например, знаменитый манифест Екатерины Великой в 1762 году провозгласил, что Россия открыта для всех иммигрантов из Европы, «кроме жидов». Евреям-иностранцам была запрещена натурализация, а на их иммиграцию или поездки по империи налагались строгие ограничения. Аналогичным образом власти нарушали принципы общей политики Российской империи, направленной на предотвращение эмиграции, и в 1892 году власти начали разрешать и даже поощрять еврейскую эмиграцию. Покуда власти находили множество способов составлять отдельные законы и правила для евреев, общее гражданство и миграционная политика были неразрывно связаны с ограничениями, налагаемыми государством на евреев, и так продолжалось вплоть до революций 1917 года, разрубивших этот гордиев узел взаимосвязанных постановлений.
Социологи используют несколько метафор для описания того, чего стремятся достичь государства, проводящие ту или иную политику гражданства. Наиболее известна метафора проникновения или объятия [12] См.: Torpey J. The Invention of the Passport; Werth P. In the State’s Embrace? Civil Acts in an Imperial Order // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2006. Vol. 7. No. 3. P. 433–458.
. В предыдущей книге я утверждал, что во время Первой мировой войны государство стремилось национализировать экономику и общество. В этой книге я использую связанную с данной концепцией метафору государства-фильтра. Я утверждаю, что власти использовали политику присвоения гражданства в качестве фильтра, не допускающего проникновения людей нежелательных национальностей, религий или образа жизни внутрь, а на выходе препятствующего эмиграции граждан тех национальностей, в которых испытывалась потребность, но не мешающего остальным. Затем, в советскую эпоху, критерии фильтрации изменились – во главу угла был поставлен классовый вопрос. Рабочие всех стран мира были на словах (и в гораздо меньшей степени – на практике) приглашены к иммиграции в Советскую Россию и к принятию ее гражданства, тогда как буржуазия, дворянство, духовенство и представители других категорий граждан могли быть лишены прав гражданства. В 1921 году массовая денатурализация превратила миллионы беженцев в лишенных государства изгнанников. Граница гражданства служила ключевой точкой приложения сил для государства, пытавшегося сортировать и направлять в нужное русло перемещения населения, по большей части происходившие под влиянием экономических изменений и других факторов, которые государство не могло контролировать. При том что многие из этих перемещений происходили скорее вопреки, чем благодаря государству, легко недооценить значение функции фильтрации. На примере нескольких из описанных ниже конкретных случаев мы увидим, что перемены в проводимой политике могли легко изменять пути международной миграции сотен тысяч индивидов.
Один из ключевых вопросов российской истории – роль в ней государства. Было оно сильным или слабым? Могло ли оно осуществлять всю полноту власти и контролировать границу, разделяющую его граждан и иностранцев, или его зачастую весьма далеко идущие претензии на контроль служили на деле признаком относительной слабости? Были его границы непоколебимыми или проницаемыми? Это – важные вопросы, являющиеся камнем преткновения при обсуждении границ и гражданства любой страны. Ответы на них неоднозначны и возникают в результате тщательного анализа как целей государственной политики, так и действующих реальных практик (в той мере, в какой они доступны исследователю). Делая предварительное обобщение, могу сказать, что гражданство и контроль над границей значили больше и были много эффективнее, чем думало большинство исследователей. Но, хотя тенденция последних лет подчеркивать неумолимую экспансию государства, стремящегося ко все более жесткому включению индивидов в его сети знания и контроля, позволяет хорошо описывать намерения властей, она может заставить упустить из виду пропасть между намерениями и результатами [13] Documenting Individual Identity: The Development of State Practices in the Modern World / Eds. J. Caplan and J. Torpey. Princeton; Oxford: Princeton University Press, 2001. P. 67–82; Kotsonis Y. «No Place to Go»: Taxation and State Transformation in Late-Imperial and Early-Soviet Russia // Journal of Modern History. 2004. Vol. 76. No. 3. P. 531–577; Idem. «Face to Face»: The State, the Individual, and the Citizen in Russian Taxation, 1863–1917 // Slavic Review. 2004. Vol. 63. No. 2. P. 221–246; Holquist P. «Information is the Alpha and Omega of Our Work»: Bolshevik Surveillance in Its Pan-European Context // The Journal of Modern History. 1997. Vol. 69. P. 415–450.
.
Интервал:
Закладка: