Евгений Понасенков - Первая научная история войны 1812 года

Понимал ли Александр I, что вмешательство России в дела стран «европейского концерта» не отвечает интересам России? Безусловно и с самого начала, хотя это понимание его не заботило вовсе. Мы вновь приведем несколько выдержек из его переписки с членами дипломатического корпуса: «Несмотря на то, что в силу местоположения моих владений мне нечего особенно опасаться французов (выделено мной, Е.П.), я все же счел, что не могу оставаться безразличным к опасностям (? – прим. мое, Е.П.), угрожающим другим государствам Европы;

(…) Мне представляется, что если рассматривать вопрос о предлагаемом венским двором возобновлении союзного договора 1792 г. и других актов, последовавших за ним, совместно с вопросом, обусловливающим ныне необходимость срочного объединения наших сил, то это потребует обсуждения, в связи с чем задержится принятие решения, являющегося неотложной необходимостью». 20 Еще одна показательная цитата: « По восшествии моем на престол я оказался связанным политическими обязательствами, многие из которых находились в явном противоречии с интересами государства, а некоторые были несовместимы с географическим положением и взаимными выгодами договаривающихся сторон (выделено мной, Е.П.). Желая, однако, дать весьма редкий пример уважения публичных обязательств, я взял на себя тягостную задачу выполнить и эти обязательства, насколько это в моей власти или насколько это позволит мне священный и незыблемый закон блага моих народов. Европа явилась, таким образом, свидетельницей моей готовности поддержать силою оружия моих союзников в деле, чуждом интересам моей империи (выделено мной, Е.П.), но к которому она присоединилась еще до моего восшествия на престол. Когда небо благословило мои усилия, направленные на полюбовное разрешение этих разногласий, интересы этих же держав были соблюдены во время переговоров, которые вел мой кабинет. Достаточно взглянуть на договор, чтобы убедиться в заботе, проявленной мною для поддержания прав, которые мои союзники могли по справедливости выставить в том бедственном положении, в котором они оказались в силу своей непредусмотрительности. Мое постоянное заступничество за короля Обеих Сицилий, не преследовавшее какой-либо прямой выгоды, является лишним доказательством моей верности принципу: необходимо самому показывать пример того, чего требуешь от других». 21И в другом месте: «В случае необходимости прибегнуть к силе оружия Россия, хотя она и находится вне пределов досягаемости врага и, следовательно, менее любого другого государства заинтересована в этой борьбе, первой подаст пример энергичных действий(?)». 22 Поразительно! В этих официальных документах (которые умудрились в упор не заметить все мои предшественники) сам царь безоговорочно формулирует истину: Франция России не опасна, воевать с ней – противоречит интересам России и т. д. Но, как мы знаем, Александр вскоре начнет одну за другой попытки осуществить вторжение во Францию! В этой связи весьма важно помнить, что в 1801–1805 гг. перед Россией не стояло дилеммы: к какому лагерю, французскому или английскому, ей необходимо безоговорочно присоединиться. У российской дипломатии оставался широкий простор для маневра (или даже вообще не было необходимости в подобных «маневрах» участвовать!).

Как современников, так и потомков долгое время вводили в заблуждение высокопарные официальные фразы Александра, пестрящие в его переписке и в текстах международных соглашений III коалиции. Вот как сам он объяснял их значение: «Самое могучее оружие французов, которым они до сих пор пользовались и, которое все еще представляет в их руках угрозу для всех стран, заключается в убеждении, которое они сумели распространить повсеместно, что они действуют во имя свободы и благоденствия народов. Было бы постыдно для человечества, если бы столь благородное дело считалось целью правительства, не достойного ни в каком отношении выступать ее поборником; для всех государств было бы опасно оставлять за французами и на будущее время важное преимущество обладания подобной репутацией. Для блага человечества, действительных интересов законных правительств и успеха предприятия, намечаемого обеими нашими державами, необходимо, чтобы это грозное оружие было вырвано из рук французов и обращено против них самих. Таков первый вопрос, по которому весьма желательно, если это возможно, договориться с британским правительством, и Вы должны дать понять, что это непременное условие установления тесного и сердечного союза между Россией и Англией». 23 То есть Александр чувствовал, что общество Европы (и отчасти России!) постепенно понимало правоту французской стороны – и уже готовил почву для будущей агрессивной пропаганды (в том числе, с большой компонентой клерикального мракобесия).

Документы и логика последующих событий свидетельствует об интервенционистской политике России и ее союзников – коалиционеров по отношению к Франции. 24 Ибо нельзя признать случайным или имеющим какой-то сторонний источник тот факт, что постулаты коалиционных договоров 1792–1795 гг. (как и 1804–1805 гг.) оказались претворены в жизнь в 1814–1815 гг.: основные положения итоговых документов Венского конгресса были сформулированы в договорах еще III антифранцузской коалиции (1804–1805 гг.)! 25 Можно только удивляться, как этого ВАЖНЕЙШЕГО и показательнейшего факта не заметили мои коллеги-историки! Что касается идеи Священного союза – то это извращенная клерикальными лозунгами идея Александра об устоях «вечного мира», которая зародилась в начале 1800-х гг., и, претерпев некоторые изменения, легла в основу того исторического явления, которое получило название «союз монархов против народов». 26

О «вознаграждении», которое будет получено после окончания интервенции во Францию не только странами, понесшими потери в войнах с ней, но и Россией, мы читаем в письме царя в сентябре 1804 г.: «Теперь пора упомянуть и о том, что по окончании этой борьбы, которая потребует столь великих жертв, обе державы (Россия и Англия – прим. мое, Е.П.) должны будут обеспечить и для себя известные выгоды, как в вознаграждение понесенных ими потерь, так и для того, чтобы доказать своим подданным, что не были забыты также и их интересы (выделено мной, Е.П.). Если соседи России, как, например, Австрия, Пруссия и Швеция, получат выгоды, которые придется им пообещать, чтобы побудить (! – прим. мое, Е.П.) их действовать, то Россия будет вправе требовать того же и для себя. В подтверждение этого можно привести еще то соображение, что спокойствие Европы может быть достигнуто исключительно при помощи союза, образованного под покровительством России и Англии, к которому примкнут второстепенные державы…» 27 В этом документе Александр себя разоблачает полностью: ни о какой опасности, исходящей от Франции и ее правителя, речь не идет, а все сводится к хитрому методу оправдания затеянной агрессии перед не понимающим ее причин обществом! Абсолютно хищнические планы, осуществленные затем в период работы Венского конгресса. И я повторяю и подчеркиваю: все это написано в 1804 году! Таким образом, русский император маниакально создавал конфликт, приведший постепенно к войне 1812 года!