Лука Турин - Секрет аромата. От молекулы до духов. Как запах становится произведением искусства

У некоторых эфиров определенно есть своя эпоха. Если взять капсулу времени 1980-х гг. (предположим, что это разумное решение), то наряду с накладными плечами и экранными заставками Top Gun придется по справедливости включить 1-процентный раствор аллил амил-гликолята.

Один процент — максимум, что можно достойно носить, чтобы не побежать покупать новый сингл «Physical» Оливии Ньютон-Джон. Он пахнет как ананас размером с карнавальную платформу на колесах и создает сердцевину мощных («педаль в пол!») ароматов типа Giorgio и его имитаторов.

К счастью, другие эфиры ведут себя более сдержанно. Бензилсалицилат, один из наиболее широко применявшихся в классической парфюмерии, для большинства людей вообще ничем не пахнет, а для остальных имеет очень слабый запах. Это сырье-невидимка, способное многократно усилить богатство и глубину изначального запаха цветочных композиций.

Даже парфюмеры, которые не чувствует его непосредственно, моментально ощущает его присутствие в формуле. Почти никто не спорит, что это его свойство остается полной загадкой.

Эфиры — прозрачные ароматы (для их описания нет иного слова), акварельные для носа, но у них есть близкие родственники, которые больше напоминают пастели — лактоны.

Лактон получается, когда одна молекула несет одновременно и кислотную, и спиртовую группу: подобно алхимическому змею Уроборосу он кусает себя за хвост и образует кольцо.

Если змей недостаточно длинный, молекула испытывает затруднения с тем, чтобы ухватить себя за хвост. Если змей слишком длинный, у него возникает проблема найти его, и довольно часто дело кончается соединением с соседним, что быстро приводит к страшной полимерной оргии. Не удивительно, что самое простое для лактонов — создавать пяти— или шестичленные кольца, которые можно химически оснастить (опять бутил-пропил) по собственному желанию. Лактоны, к которым относится и кумарин, должны быть самыми нежными ароматами в парфюмерии: почти каждый из них — мягкий, рыхлый, иногда просто рассыпающийся.

Лактон со странным наименованием дельта-ундекалактон, созданный путем прибавления шестиуглеродной боковой цепочки к лактону на десять часов (вверху справа), обладает размытым персиковым ароматом. Открытый в 1908 г. русскими химиками Жуковым и Шестаковым, он продавался под названием персиколь и имеет непосредственное отношение к двум величайшим ароматам в истории парфюмерии. Первый — Mitsouko, шедевр Жака Герлена, созданный в 1919 г., во время его гонки вооружений с Франсуа Коти. Двумя годами ранее Коти выступил с роскошно абстрактным, но сурово-угловатым Chypre. Герлен был явно поражен Chypre и постарался превзойти его. В принципе, у него появилась идея добавить немного комфортной роскоши к строгому шику Коти, и тут он наткнулся на персиколь. Сказать, что персиколь создал Mitsouko, — это сказать, что каррарский мрамор создал «Дафну» Бернини. Нет, для его создания потребовался весь гений Герлена. Chypre давно исчез, а Mitsouko, к счастью, до сих пор с нами, и новые владельцы бренда Guerlain — LVMH [35] LVMH — аббревиатура от Louis Vuitton и Moët Hennessy и в парфюмерии имеет такое же значение, как Microsoft в компьютерном мире, только рядом с ними нет Apple. — пока относятся к нему с уважением. Второй аромат, возможно, даже еще более поразительный — Iris Gris, выпущенный домом моды Jacques Fath в 1947 г. Созданный Венсаном Рубером, он до нынешних дней остается, возможно, единственным абсолютно успешным ирисом. Большинство ирисов — идеальные ароматы для похорон. На фоне хронической меланхолии Руберу пришла блестящая мысль оживить ее с не менее пудровым, но гораздо более оптимистичным персиком персиколя. В результате получился плавный переход от серого к розовому, как перышки на горле голубя. Жаль, что Jacques Fath больше его не выпускает.

Мы поднимаемся на Кибер-перевал химии ароматов: за спиной — персики и розы, впереди — земля мускуса, ладана и сандала. По мере приближения к перевалу появляются странные гибридные существа — эфиры и лактоны, которые уже пахнут мускусом. Но сначала несколько слов о мускусном характере. Про мускус все слышали, и кое-кто полагает, что это животные запахи, соответственно их происхождению: из-под хвоста пушистого животного [36] Это относится в основном к циветину — пахучему секрету, выделяемому железами виверры или циветты; это действительно запах с когтями и дурным поведением. Вы понимаете, что с ним могут быть проблемы, когда видите, что в парфюмерных лабораториях его держат в двойных емкостях, примерно как хищников в зоопарке отделяют от посетителей и рвом, и изгородью. . На самом деле мускусы — безвредные, спокойные запахи, которые терпеливо ждут, пока все остальные испарятся, чтобы сыграть свою струнную партию pianissimo. В парфюмерии им отводится роль и гипса, и лака. Они действуют как плавный, почти белый фон, на котором все цвета смотрятся ярче, они заполняют пробелы в ароматах и придают более глубокое, богатое сияние. То, что мы называем запахом свежего белья, на самом деле является запахом синтетического мускуса, созданного в 1960-е гг. В любом стиральном порошке содержится тот или иной мускус, или несколько; обычно они недорогие. На самом деле в каждом аромате содержатся синтетические мускусы — от самых дешевых (фантолид, с его металлическим, желтовато-серым ароматом) до самых дорогих (пентадеканолид, единственный, который ценят сами мускусные олени). В некоторых ароматах, например, Le Mâle от Gaultier, кроме мускуса, практически нет ничего лишнего: это словно Гленн Миллер в стиле барбершоп. Это означает, разумеется, что мускусы стоят больших денег. Прежде чем химики сообразили, как их делать, их добывали из животных и они были, разумеется, еще дороже.

Про мускус все слышали, и кое-кто полагает, что это животные запахи, соответственно их происхождению: из-под хвоста пушистого животного. На самом деле мускусы — безвредные, спокойные запахи.

Перечень несчастных животных, служивших источником сырья, звучит мягко скажем не очень приятно: половые железы мускусного оленя, лицевые железы мускусного быка, сушеная кровь ибексов (альпийских горных козлов), фекалии лесной куницы, моча капского дамана и мн. др. Тысячи мускусных оленей расстались с жизнью, чтобы мы хорошо пахли, и в настоящее время почти исчезли. В XIX веке парфюмеры даже собирали окаменевшие естественные выделения даманов, делали концентраты и продавали как hyraceum («барсучью мочу»). Эта вакханалия животных и экскрементов породила романтический образ парфюмера как человека, способного отправиться на край света ради половых желез какого-нибудь почти исчезнувшего животного. Эти мифы звучат менее убедительно в их вегетарианской версии: на самом деле, один из наилучших природных мускусов содержится в семенах родственника мальвы обыкновенной и гибискуса — растения Abelmoschus moschatus, или амбретты. Сейчас, когда я пишу эти строки, у меня на столе стоит абсолют амбретты, экстрагированный низкотемпературным методом, и пахнет он совсем не сексуально. В нем есть определенная нота яблока Рассета, но с фоном льняного масла. Мускус — один из тех ароматов, которые лучше работают на расстоянии. Выйдите из комнаты, в которой сохнет блоттер, на который нанесли каплю амбретты, и вернитесь через несколько минут. Характерный фруктово-маслянистый аромат будет восприниматься как шепот удобных, чистых, возможно, даже съедобных объектов. Мускус амбровый словно ольфакторный эквивалент «коричневого шума» [37] Шум, спектральная плотность которого ниже f -2 . Примеры можно найти в интернете. Правильнее его называть «броуновским шумом»: это шум, который создает броуновское движение, от фамилии английского физика Brown. В русской традиции написание воспринимается как «коричневый». — Прим. пер. — звук водопада, который пускают в офисах с открытой планировкой, чтобы люди могли разговаривать, не опасаясь быть подслушанными.