Лев Данилкин - Юрий Гагарин

Смешно рассказывает об «эффекте Гагарина» В. Пономарева: «Машины тогда продавали не каждому всякому, и мне дали бумагу за подписью Гагарина. В моем дневнике написано, что эта бумага „в кабинете у председателя произвела такое действие, как если бы там взорвалась бомба средних размеров“» (28). Гагаринская улыбка / виза / звонок были валютой, за которую можно было купить в СССР все что угодно. Самый известный анекдот — как Гагарин водил космонавток из женского отряда в спецсекцию ГУМа покупать платья («незабываемая картина… По верхнему этажу универмага очень быстрым шагом идет Гагарин, следом стайка девушек, за ними несется огромная толпа покупателей и продавцов» (27)).

Помимо «товарной» благотворительности была еще и, как бы это сказать, бытовая.

Космонавт Борис Волынов рассказывает, как «Гагарин собирал деньги, чтобы сделать хороший подарок уборщице, работавшей в нашем подъезде» (29). Еще кто-то — про то, что когда сын какого-то космонавта в Звездном заперся в ванной — то к кому побежали за помощью? Правильно, к Гагарину.

Да, все эти рассказы о добром Гагарине выглядят чересчур однообразно и кажутся приторными; еще немного — и мы узнаем, что он переводил через улицу старушек и снимал котят с дерева, однако непонятно, почему их надо игнорировать. В одиночку этот человек на протяжении многих лет вел колоссальную по масштабам благотворительную кампанию. Он был настоящей дойной коровой. Судя по всему, это занимало довольно много времени — даже притом что он умел беззастенчиво задействовать свою харизму, славу и обаяние, притом что ему никогда не отказывали, но по скольким телефонам ему нужно было позвонить! Не то чтобы мы хотели выдать Гагарина за мать Терезу — но факт остается фактом: он улучшил жизнь очень, очень многих людей.

Ну что — «занимается тунеядством» и «присваивает чужой труд»?

Он прожил семь лет в условиях, в общем, незатухающей гагариномании. Французский журналист, бравший у него интервью осенью 1967-го, отмечает, что Гагарин не просто звезда — он еще и научился вести себя, как подобает звезде, «улыбаться тем, кто на нее смотрит, аплодирует, просит автографы» (30). Он больше не скалится в камеру — но источает спокойное расположение.

На фотографиях последних двух лет лицо Гагарина перестает быть похожим на налитое яблоко; фирменная улыбка производит впечатление искусственной, приросшей к лицу, глаза гаснут, в них видна (то есть, разумеется, не видна, но должен же биограф, диагностирующий проблемы своего пациента по косвенным признакам, сослаться хоть на что-нибудь, хоть на глаза) усталость от контактов, слишком интенсивных социальных связей; «речь была поставлена как у хорошего актера, все слова произносились четко, не глотались, не комкались, не было ничего лишнего, откровенно патетического. Улыбался мало, выглядел уставшим, не безразличным, а именно уставшим» (26). В 1968-м ему исполнилось всего 34 года, но матерел он быстрее, чем обычный человек: слишком много времени провел в странных, неестественных условиях; слишком многими шариками жонглировал — и слишком много из них держал в воздухе одновременно.

Проблемой было не отсутствие работы — а отсутствие трения.

Пожалуй, одна из важных характеристик гагаринского пятилетия после полета — ощущение, что чего-то нет; отсутствие трения. У него нет практически никаких неразрешимых проблем, дефицита чего-либо. Деньги, автомобили, женщины, слава, жилплощадь, алкоголь, путешествия, отдых, здоровье, спорт, общение с друзьями и родственниками, с элитами (политической, военной, артистической, научной) — все в изобилии, все абсолютно доступно. «Горы хлеба и бездны могущества»; посул Циолковского относительно последствий покорения космоса сбылся если не для всего человечества, то уж для «первого гражданина Вселенной» точно; выиграв это звание, он обеспечил себе место первого в любой очереди. В этом состоянии, несомненно, было гораздо больше плюсов, чем минусов — но состояние это было неестественным. На что это похоже — так на ощущение от долгого пребывания в невесомости: известно, что у космонавтов, проводящих на орбите больше месяца, за ненадобностью атрофируются многие мышцы.

И, может статься, Гагарин продолжал бы жить на дивиденды от своего подвига: наслаждаясь славой и довольствуясь той работой, которая у него хорошо получалась. Что бы ни сочиняли авторы сатирических фильмов, люди его любили, а он, в ответ, продолжал оказывать им множество услуг; обстоятельства складывались таким образом, что всё способствовало тому, чтобы его статус законсервировался окончательно. Он жил бы и жил, размеренно и с достоинством, и тень от его подвига становилась бы все длиннее.

Но у Гагарина была одна проблема.

Во время своего полета он не успел увидеть Луны.

Луна: вот что его интересовало, и вот ради чего он должен был перепрыгнуть через свою тень.

Есть известный анекдот о французском психоаналитике Жаке Лакане, который в апреле 1961-го вдруг понял, что его чрезвычайно взбудоражил гагаринский полет в космос. Он немедленно связался со своей приятельницей, обладавшей нужными знакомствами, и заявил ей: «Я совершенно точно хочу отправиться в СССР. Я бы о многом мог им рассказать»; рассказать — и узнать самому о новой психологии, основанной на космических исследованиях. Преодолев множество препятствий, приятельница смогла устроить встречу Лакана с советским академиком, деканом психфака МГУ А. Н. Леонтьевым, руководителем общества «Франция — СССР», который прибыл с визитом в Париж. Был организован торжественный обед. «Дамы вели оживленную беседу», однако «психолог Леонтьев и психоаналитик Лакан хранили молчание». Чтобы развязать разговор, кто-то заговорил «о полете Гагарина и советских исследованиях психофизиологии космонавтов». Неожиданно Лакан заявил: «Никаких космонавтов нет». «Леонтьев с возмущением начал приводить доказательства того, что событие имело место на самом деле, что оно — реально. Лакан, ни секунды не сомневаясь, парировал: „Космонавты не существуют просто потому, что нет никакого космоса. Космос — это точка зрения“» (1).

Суть анекдота в том, что Лакан повел себя как чудак и философ, а шокированный дзенскими шутками коллеги советский академик показал себя недалеким обывателем. Лакан имел в виду, что «cosmos» — платоновско-пифагоровское гармоничное упорядоченное пространство, макрокосм, и «l'e-space» — бессмысленное бесконечное пространство, — это не одно и то же. Гагарин побывал не в космосе, не в порядке, а в бессмысленной бесконечности, в абсолютном беспорядке, и именно поэтому Лакану были любопытны изменения, произошедшие в его психике; хотя, строго говоря, никаким КОСМОнавтом Гагарин не был.