Лев Данилкин - Юрий Гагарин

Небольшое свидетельство о процедуре приема оставил однокурсник Гагарина Юрий Колыванов. Рукопись хранится в музее Люберецкого лицея № 10 в папке с не сулящим ничего хорошего названием: «Начало пути». «Ребят вызывали по списку. Они выходили и останавливались напротив комиссии за столом. В комиссии зачитывали их заявления с просьбой о приеме, справки об образовании и принималось решение о зачислении в группу. Выбор специальностей был невелик, токари, электрики, слесари и формовщики-литейщики. Вскоре мы, поступающие, поняли принцип распределения по специальностям, которым руководствовалась комиссия, — это образование и физические данные поступающих. Ребят с семилетним образованием распределяли в группы токарей и электриков, а тех, кто был с начальным образованием, — в группы слесарей и формовщиков-литейщиков, последних подбирали еще и по физическим параметрам.

…В конце работы приемной комиссии слово было предоставлено старшему мастеру училища. Он сообщил присутствующим в зале родителям тех ребят, которых приняли в группы токарей и слесарей, что на всех в училище не хватает штангенциркулей, и показал его. В то время этот прибор можно было купить на рынках-толкучках».

В тот момент, когда Гагарина со скрипом принимали в самую непрестижную группу во всем училище, мало кто понимал, до какой степени существенным окажется для города решение человека, отвечавшего за работу с абитуриентами. Двоюродная сестра Антонина потерпела неудачу в попытках уговорить завуча — не в смысле чтобы натянуть экзаменационную отметку до троечки (Гагарин все вступительные сдал на «отлично»), а чтобы дали общежитие. Ей было ясно сказано — идите ищите съемную квартиру, мест в общежитии нет.

«Попробуйте устроиться у местных жителей. В прошлом году наши ученики снимали там углы. Антонина и Юрий перешли железнодорожную линию, постучались в самый первый дом. Открыла старуха. Да, конечно, у нее жил ремесленник. И занимался тут, и спал. Тихий прилежный постоялец (она испытующе скользнула глазами по пришедшим). У нее очень хорошие условия, почти что отдельная комната. Берет недорого: всего двадцать пять рублей в месяц. „Почти отдельная комната“ оказалась тесным чуланом без окна, отгороженным грязной ситцевой занавеской. В чулан вмещались только раскладные козлы с соломенным тюфяком да больничная тумбочка, заменявшая и стол, и шкаф. Лампочка малого накала болталась на шнуре. Антонина оглядела этот затхлый закуток и за руку вывела брата на вольный воздух. После нескольких неудачных попыток они вернулись в училище. Третий раз за день Антонина постучалась к завучу.

— Ведь он не сможет платить даже одного рубля, поймите. Как-нибудь, хоть в коридор, поставьте кровать.

— Некуда. Не могу!

— Тогда… все равно зачисляйте! Будет у меня в Москве жить» (10).

По косвенным намекам в книжке Л. Обуховой «Любимец века» можно, однако, догадаться, каким образом Гагарины всё же решили эту проблему. Антонина — с которой Обухова подробно разговаривала, но, по-видимому, не всё могла прямо написать, поэтому изъяснялась экивоками — просто разжалобила завуча Горинштейна, задействовав свое женское обаяние. Так или иначе, весы склонились на правильную сторону — Горинштейн отошел на заранее подготовленные позиции и нашел лишнее койко-место. Так что теперь, обнаружив на гербе Люберец взмывающую в космические дали ракету, мы не думаем, что это ошибка и герб принадлежит, допустим, Звездному городку или Королеву. Нет, именно Люберцам: и ракета потому — что сюда взяли учиться Гагарина.

Свидетельства о двух люберецких годах в жизни Гагарина скудны и неразнообразны. Нам не известен ни один мемуарист, который сообщил бы об этом периоде что-нибудь не то что пикантное, а хотя бы не слишком пресное. Фактическим монополистом в этой сфере является один человек, Тимофей Андреевич Чугунов, который учился с Гагариным в одной группе и в Люберцах, и в Саратове (правда, в Саратове всего год: его забрали в армию). Как и Гагарин, этот достойный джентльмен был в оккупации, поступил в «ремесло» после 6-го класса — и затем доучивался (опять же с другом Юрой) за 7-й класс в вечерней школе. Он автор расплывчато озаглавленных мемуаров «С юности на всю жизнь». И тогда как все остальные их одногруппники по ремесленному либо умерли, либо используют технологию «стелс» [12] Технология, позволяющая летательному аппарату оставаться невидимым для радаров противника. — Прим. ред. и никак не проявляются на радарах, Тимофей Андреевич, напротив, жив, здравствует и не делает вид, что автор книги о его однокашнике для серии «ЖЗЛ» — всего лишь еще одно докучливое насекомое, бьющееся к нему в окно.

Как часто бывает в мире, у всех этих удачных обстоятельств обнаруживается оборотная сторона. Чугунов, ставший-таки профессиональным литейщиком, в 1960–1970-х сам работал на Урале директором училища, похожего на люберецкое, поэтому склонен педалировать «воспитательный момент» — и не акцентировать какие-либо «темные стороны» гагаринской личности — ну или, по крайней мере, какие-то любопытные эпизоды, которые, несомненно, должны были случаться, учитывая тогдашний возраст героя этой книги и его склонность к авантюрным поступкам. Нет: «мы чувствовали ответственность, стремление учиться, получить специальность и побыстрее начать работать». Ясно. А было ли что-то «такое»? (Автор вопроса при помощи интонации дает понять, что в идеале ему бы хотелось услышать о причастности юного Гагарина к серии ритуальных убийств.) «Наша лично группа — таких никаких нарушений не было. Приключений особых не было».

«Юра очень любил цветы… поливал цветы и вытирал пыль с горшков. Рассказывал, что у них дома в Гжатске всегда было много цветов» (4). «Был очень способным парнем. Учился исключительно на пятерки, а на экзаменах всегда помогал более слабым товарищам» (4), инициировал культпоходы в зоопарк («На волков и лис обратили особое внимание» (4)), в Горки Ленинские, в парк Сокольники на встречу с турецким поэтом Назымом Хикметом, Пушкинский музей, театры; Тимофей Андреевич неисчерпаемый кладезь сведений.

Были ли у него какие-то способности, о которых никто не знает? Может быть, он показывал фокусы, курил сигары, умел шевелить ушами? Нет, не курил; а что же? всё то же: фотографировал и играл в духовом оркестре. «Другой раз такую шуточку сотворит с этой трубой!» Многообещающая пауза. «Как начнет реветь — все смеются и закрывают уши от его дудения».

Какое-то юношеское прозвище? (В одном из воспоминаний приведено подозрительное свидетельство о том, что «в шутку прозвали друзья Юрия „Гусь-гагара“» — подозрительное потому, что фамилия мемуариста — тоже Гусев(9).) «Да нет. Для девочек он был „Юрочка“ — настолько он привлекательный был, настолько добрый, никогда никого не обидит; улыбка, сам весь как мяч-попрыгун. У него очень память хорошая была, все схватывал на лету. Знал наизусть много стихотворений. В литейной группе ни одной девочки не было, но в других были — мы вечера проводили, танцы, кружки всякие» (1).