Боб Торрес - Совершая убийство, или Политическая экономия прав животных

Расширение полномочий

Хотя в сообществе зоозащитников происходит какая-то яркая, оригинальная и творческая деятельность низовых активистов, после нескольких лет работы в движении у меня сложилось ощущение, что есть распространённое мнение, будто нам следует оставить самую важную активность «профессионалам». Это ужасно пагубная идея. По мере того, как крупные зоозащитные организации с многомиллионными бюджетами постепенно вовлекаются в узнаваемый процесс взаимных уступок с промышленностью, они становятся всё менее и менее способны эффективно бороться с эксплуатацией животных в её основе. Поскольку эти организации должны полагаться на «выигрышные» кампании и пожертвования, чтобы оставаться на плаву, они ограничены в выборе действий, которые могут предпринять, и в типах акций, которые могут поддержать. По мере процесса их поглощения, эти организации становятся всё более консервативными — даже если всё ещё маскируются под радикалов, как это склонна делать ПЕТА. Более консервативное мировоззрение — прагматичный вопрос, оно помогает организациям выжить — поддержать жизнедеятельность, сохранить бюрократию — но оно запускает цепную реакцию для более широкого зоозащитного движения. Как столпы активизма, эти организации имеют возможность определять повестку, привлекать внимание СМИ и влиять на условия, в которых будет вестись полемика. Большинство людей, озабоченных судьбой животных, но в остальном никак не связанных с зоозащитным движением, в конце концов видят, что их обеспокоенность канализируется и фокусируется этими более крупными организациями, обычно методами, которые мало способствуют борьбе с эксплуатацией животных. В то же время формы участия, которые поощряются большими организациями, ведут к широкому распространению бесправия в самом движении.

Эта динамика очевиднее всего проявляется в зависимости от денег и членства. Если вам, как мне, не посчастливилось оказаться в тех или иных листах рассылки, вы будете получать поток спама от зоозащитных организаций — и в каждом письме они будут тем или иным образом клянчить деньги. Заимствуя худшие маркетинговые практики корпораций, в некоторых из этих писем они даже просят поучаствовать в «опросе», который является просто психологическим маркетинговым ходом, призванным напомнить людям об ужасах эксплуатации животных перед тем, как в конце письма попросить пожертвовать денег. Почти все призывы к «членству» обещают мне, что я могу сделать что-нибудь для животных, если перечислю данной организации всего лишь 25, 50, 100 или даже 500 долларов.

Неудивительно, что ПЕТА — одна из главных попрошаек. Просматривая их сайт во время сбора материала для этой книги, я ввёл неверный адрес и попал на их уведомление «Страница не найдена». Помимо стандартного сообщения о неправильном адресе и перемещённых страницах, там также содержалось сообщение: «Вы можете сделать что-то прямо сейчас, чтобы помочь животным, страдающим на агропромышленных фермах, зверофермах, в цирках и в лабораториях: присоединитесь к ПЕТА» [226]. Пройдя по ссылке «Присоединиться к ПЕТА», вы оказываетесь на странице, где можно раскошелиться, введя данные банковской карты, и стать «членом» меньше, чем за пять минут. В этом смысле «сделать что-то прямо сейчас, чтобы помочь животным» становится синонимом передачи данных вашей кредитки — ваших кровно заработанных денег — в ПЕТА.

В любом случае, будь то спам или обращение на сайте ПЕТА, ваш «активизм» сводится к простой финансовой транзакции, и борьба с эксплуатацией животных становится вопросом вступления в правильную организацию, добавления правильных символов к вашему персональному наборчику идентичностей, чтобы можно было гордо заявить миру, что вы поддерживаете ПЕТА, и продолжать весело шагать по жизни, по-прежнему не заботясь о том, чтобы самостоятельно проявить активность. Для многих это приемлемая сделка: люди, жертвующие деньги ПЕТА, явно заботятся о животных, но не знают, что им делать, но знают, что ПЕТА что-то делает. Разумеется, эти люди считают, что отдавать свои деньги ПЕТА (или любой другой крупной организации) — это эффективный способ поддержать интересы животных. Если жертвование денег и «членство» в какой-нибудь организации — это единственный вид «активизма», который кажется людям жизнеспособным, реальный активизм, в свою очередь, становится не более чем консюмеризмом. Чтобы быть «активистом», нужно только давать деньги организациям вроде ПЕТА и - если чувствуешь себя действительно смелым и радикальным — покупать правильные стикеры, майки и брошюры в их онлайн-магазине petacatalog.org .

Эта склонность покупать свой активизм определённо сильнее, чем движение за права животных (по правде говоря, экологическое движение начало использовать её несколько десятилетий тому назад), однако, она оказывает на движение влияние, которое нельзя игнорировать. Во-первых, оставляя активизм на откуп «профессионалам», мы создаём среду, в которой большинство людей считает, что единственный способ быть полезными — это следовать инициативе больших организаций, идеям и мыслителям, которых они продвигают, и кампаниям, которые они возглавляют. Разделяя распространённое убеждение, что активизмом занимаются ответственные и способные профессионалы, многие люди не ощущают необходимости вести работу в собственных сообществах, в своей жизни и везде, где она может иметь наибольшее значение. Эта донорско-членская модель активизма начисто лишает уверенности на личном уровне. Люди, жертвующие деньги организациям вроде ПЕТА, разочарованы, злы, расстроены или опечалены тем, как обращаются с животными. До тех пор, пока ПЕТА (или любая другая крупная организация) призывает жертвовать деньги, а не заниматься собственной активностью, она создаёт централизованную экономику активизма, которая ещё сильнее лишает людей власти; просто отдавая деньги, они продолжают чувствовать себя одинокими, злыми и разочарованными.

Тогда как некоторые активисты лишены власти из-за так распространённого сегодня организованного активизма, другие решили добиваться усиления влияния иным способом: через насилие и уничтожение имущества, совершённые во имя освобождения животных. Как я говорил, я не пацифист — бывают случаи, когда насилие в целях самообороны или освобождения может быть необходимым, но использование насилия в рамках зоозащитного движения не только противоречит морали и этике, но и неэффективно для изменения отношения общества к животным в долгосрочной перспективе. Несмотря на это, в движении существует множество людей, которые превозносят насилие и которые инстинктивно стремятся властвовать и господствовать над другими из-за малодушной злости, мизантропии или сочетания того и другого. Хотя в нашем движении есть настоящие политические заключенные, которые страдают от репрессий государства, защищающего собственность, также среди зоозащитников есть люди, склонность к насилию которых, возможно, проистекает из индивидуалистической потребности в катарсисе и/или подлинно асоциальных наклонностей. Хотя я понимаю, что люди чувствуют инстинктивную и мгновенную реакцию на жестокие и ужасающие страдания животных, которые постоянно происходят вокруг нас, мы должны остерегаться возможности скатиться к такой же эксплуататорской динамике, против которой мы боремся в первую очередь. Мы не можем заставлять людей делать моральный и этический выбор под дулом пистолета — метафорического или настоящего. Вместо этого, пишет Ли Холл, мы должны усердно трудиться над «развитием альтернативной точки зрения» на то, как в нашем обществе обходятся с животными, имея конечной целью изменение социальной парадигмы [227].