Николай Шмелев - Истоки. Авансы и долги

Грустно, дорогие товарищи! Когда же наконец мы вернемся к простому здравому смыслу, к тому, на чем веками строилась экономическая жизнь, и перестанем в кабинетах придумывать всякие «умственные» конструкции, одна другой сложнее и одна другой нежизненнее? Справедливо спрашивает В. Селюнин: «В конце концов, неудачи нас учат чему-то или не учат? Верим мы в экономические приемы управления или они служат лишь предметом речей и докладов?» [52].

Иногда мне кажется, что именно в этом и есть главный философский вопрос всей перестройки. Продолжать насиловать жизнь или помогать жизни, помогать тем здоровым, естественным силам, которые заключены в ней? Мы еще в полный голос не ответили на этот вопрос. А отвечать надо, ибо на карту поставлена судьба страны, судьба нации. А значит, и судьба каждого из нас.

В одном из недавних столь же авторитетных, сколь и спорных, выступлений прозвучала очень настораживающая, очень далеко идущая мысль, которая, думаю, вызвала удивление не только у меня: «С разработкой основных направлений реформы политической системы партия, по существу, завершила формирование программы обновления общества, стратегического плана наступления по всему фронту».

Значит, нам наконец все уже ясно? Значит, мы уже точно знаем не только куда идти, но и как туда прийти? Значит, остались только детали, тактические вопросы, неизбежные, но не столь уж важные корректировки, так сказать, по ходу дела? Наверное, было бы хорошо, если бы все на самом деле так и было. Но, к сожалению, все далеко не так. И боюсь, что не скоро будет так.

Я сознательно не буду касаться перестройки нашей политической системы. Это громаднейший самостоятельный вопрос, и я не чувствую в нем себя настолько компетентным, чтобы вступать в серьезную дискуссию. Но «обновление общества» — это не только политика, а для меня, экономиста по профессии, это даже и не столько политика, во всяком случае, не в первую очередь политика. При любых политических переменах наше общество останется глубоко больным, если нам не удастся перестроить его фундамент — те принципы, на которых базируется наша экономическая и социальная жизнь. И здесь у нас не только не решены, а пока всего лишь намечены, лишь обозначены самые коренные вопросы стратегии «наступления по всему фронту». Конечно, хотелось бы сказать: все уже ясно. Но какой же нам прок обманывать самих себя?

И прежде всего не решен основной, фундаментальный вопрос нашей экономики. На чем в дальнейшем мы собираемся строить наш экономический прогресс, паше экономическое будущее: на силе власти или на том, от чего мы всячески открещивались в течение десятилетий, а именно на рубле, на твердом, полновесном рубле, который был, есть и будет живительной кровью всякой нормальной, здоровой экономики как сегодня, так и сто, и тысячу лет назад?

Наверное, вряд ли кто всерьез будет спорить, что у нас в этом смысле тяжелая, можно даже сказать, трагическая наследственность: иллюзии социалистов-утопистов XIX века и предреволюционных лет, азарт и вседозволенность «военного коммунизма», краткий период отрезвления в 20-е годы, ужас, лагеря и безудержный произвол сталинской поры, мертвящее оцепенение «эпохи застоя», когда всем на все стало наплевать и когда честный, добросовестный труд стал в глазах людей если не позором, то, во всяком случае, чем-то весьма близким к юродству.

В чем же была главная причина того, что нашу экономику целые десятилетия корежили как хотели все кому не лень, что по живому телу народной жизни столь многие и столь долго рубили топором, да со всего размаха, со всего плеча? Почему те же самые люди, которые никогда не полезли бы с железным ломом в ядерный реактор (как ахнет!), лезли, ни на секунду не смущаясь, с тем же ломом в экономику, где, как было ясно любому крестьянину всего лишь с церковноприходской школой за спиной, последствия подобного вторжения будут много хуже, много страшнее, чем даже от взрыва всей взрывчатки, какая только есть в стране? Что это было? Только ли безграмотность недоучившихся семинаристов, ветеринарных фельдшеров, безусых гимназистов, выгнанных отовсюду за неуспеваемость? Или же то была злая, циничная воля патологических властолюбцев, для которых все страдания народа были всего лишь средством, чтобы урвать с общественного стола свой кусок пирога?

Не знаю. Не берусь ответить на этот вопрос. По-моему, нам еще предстоит не одно поколение разбираться, кто же во всем этом виноват: злые люди или национальные традиции, или историческая случайность, или небесное проклятие за какие-то нам самим неведомые грехи? Но факт есть факт, и от него никуда не денешься: минимум три поколения нашего народа выросли в уверенности, что экономический успех страны зависит от доброго и умного Генсека, от понятливости и поворотливости наших министров, от усердия наших плановиков, от хороших декретов и постановлений, наконец, от честности и верности долгу нашей милиции — в общем, от чего угодно, только не от того, что определяло и определяет этот успех везде в мире, но только не у нас: от кроветворческой способности экономического организма страны и от свободы кровообращения по его артериям и венам.

Положа руку на сердце много ли людей во всех нынешних поколениях нашего народа понимают, что законы природы и законы экономики — это одно и то же? И что человек при всей гордыне, всем самомнении его может только познавать эти законы, подчиняться им, использовать их, но ни в коем случае не лезть на них с кулаками, а то и того хуже — с автоматом? Ведь действительно: как ахнет! И ахало. И слава богу, что хоть живы-то остались, хотя и покалеченные, и повредившиеся в уме.

Так, может быть, хотя бы сегодня, когда страна подошла в экономике к самому краю катастрофы, мы наконец поймем, что наша задача сейчас — не придумывать что-то небывалое, вымученное, искусственное и потому обреченное на гибель уже при рождении своем, а овладеть тем, что сама жизнь придумала за нас за тысячи лет развития человечества, начиная от Древнего Египта и кончая теми странами и народами, кто сегодня впереди нас? Овладеть тем, что мы еще недавно, еще в 20-х годах, знали и умели не хуже других, но что так жестоко вытравили из нас после 1929 года, когда начался этот дурной, страшный сон, от которого страна наша стала пробуждаться всего лишь три года назад?

Либо сила, либо рубль — иного выбора в экономике не было и нет от века, от Адама и до наших дней. Не мы первые (и не мы последние), кто пытался сделать ставку на силу. Египетские пирамиды навсегда останутся в истории не только памятником человеческому тщеславию, но и сотням тысяч впустую загубленных человеческих жизней. Рим сгнил и погиб прежде всего потому, что сгнила экономическая база его — хозяйство, основанное на рабском труде. Пугачевщина не образумила русское дворянство, и оно в конце концов получило то, что по тупости своей и животному эгоизму заслужило сполна. Коллективизация и сталинские лагеря усеяли нашу страну миллионами человеческих костей, но экономически не дали ничего. И все попытки наших идеалистов (либо авантюристов — кому какое слово больше нравится) сломать экономические законы, заменить рынок палкой, изгнать из жизни или изуродовать до неузнаваемости рубль, прибыль, конкуренцию, объективные цены и рыночное равновесие, процент и кредит, акции и облигации, биржу, реальный валютный курс и обратимость рубля, здоровый, сбалансированный бюджет и прочее — все эти попытки, как мы сейчас убеждаемся, тоже никак не привели к желаемым результатам.