Николай Бухарин - Политическая экономия рантье

Наконец, боязнь переворота выражается в глубочайшем отвращении сторонников теории предельной полезности ко всему историческому; их экономические категории (по мнению авторов) пригодны для всех времён, всех и всяких эпох; об исследовании законов развития современного капиталистического производства, как некоей специфически исторической категории (точка зрения Маркса), нет и речи. Наоборот, такие явления, как прибыль, процент на капитал и т. д. считаются вечной принадлежностью человеческого общежития. Здесь уже совершенно ясно выступает оправдание современных отношений. И чем слабее элементы теоретического познания, тем громче звучит голос апологета капиталистического строя. «В существе процента на капитал (т. е. прибыли. Н. Б .), таким образом, не лежит ничего, что делало бы его несправедливым или заслуживающим порицания» — таков конечный результат (а с нашей точки зрения, и цель) огромного исследования Бём-Баверка[28].

Мы рассматриваем «австрийскую» теорию, как идеологию буржуа, уже выброшенного из производственного процесса, деградирующего буржуа, который черты своей разлагающейся психологии навеки воплотил в своей — как мы увидим ниже — познавательно совершенно бесполезной теории. Этому взгляду нисколько не противоречит то обстоятельство, что в современном научном обороте сама теория предельной полезности в том виде, как она разработана австрийцами, вытесняется ещё более модной «англо-американской школой», наиболее выдающимся теоретиком которой является Кларк. Текущая фаза капиталистического развития есть эпоха последнего напряжения всех сил капиталистического мира. Экономический процесс превращения капитала в «финансовый капитал»[29] вновь вовлекает в производственную сферу часть буржуазии, которая стояла раньше в стороне (поскольку банковый капитал становится промышленным и делается организатором производства), — таковы организаторы и руководители трестов; это в высокой степени активный тип, политической идеологией которого является боевой империализм, а философией — действенная философия прагматизма. Этот тип гораздо менее индивидуалистичен , ибо он вырос в предпринимательских организациях, которые, как-никак, представляют из себя всё же коллектив, где личная воля отступает до известной степени на второй план. Соответственно этому и идеология такого типа буржуазии будет отличаться от идеологии рантье; она считается с производством, она прибегает даже к «социально-органическому» методу исследования всего общественного хозяйства в целом[30]. Американская школа представляет из себя продукт прогрессирующей, а отнюдь не деградирующей буржуазии; из двух тенденций, имеющихся теперь — тенденции продолжающегося восхождения и начинающегося разложения — она выражает только первую; недаром эта школа проникнута американским духом, духом страны, о которой певец капитализма Зомбарт говорит: «Всё, что капиталистический дух носит в зародыше, достигло теперь в Соединённых Штатах своего наибольшего развития. Здесь его сила пока что ещё не иссякла. Здесь до сих пор ещё всё — буря и водоворот»[31].

Таким образом, именно тип рантье является предельным типом буржуа, а теория предельной полезности — идеологией этого предельного типа. С психологической точки зрения она, поэтому, более интересна; точно так же она более интересна и с логической точки зрения, так как ясно, что американцы являются по отношению к ней эклектиками. И именно потому, что австрийская школа является идеологией предельного типа буржуазии, она является полнейшей антитезой идеологии пролетариата: объективизм — субъективизм, историческая — неисторическая точка зрения, точка зрения производства — точка зрения потребления, — таково методологическое различие между Марксом и Бём-Баверком. Логическому анализу этого методологического различия, как основ теории, а затем и всей теоретической конструкции Бёма будет посвящено дальнейшее изложение.

Нам остаётся сказать только несколько слов о предшественниках «австрийцев».

Уже у Кондильяка в его «Le Commerce et le Gouvernement» (1795) мы находим изложение основных идей будущей «теории предельной полезности». Кондильяк усиленно подчёркивает «субъективный» характер ценности, которая является у него не общественным законом цен, а индивидуальным суждением, покоящимся на полезности («utilité») с одной стороны и на редкости («rareté») — с другой. Этот же автор настолько близко подходил к «современной» постановке вопроса, что проводил даже разграничение между «настоящими» и «будущими» потребностями («besoin présent et besoin éloigné») [32], разграничение, которое, как известно, играет основную роль в переходе от теории ценности к теории прибыли у главнейшего представителя «австрийцев» — Бём-Баверка.

Приблизительно в то же время аналогичные идеи мы находим у итальянского экономиста графа Верри [33], который тоже рассматривает ценность как соединение полезности и редкости.

В 1831 г. вышла книга Auguste'а Walras'а , отца знаменитого Léon'а Walras'а : «De la nature de la richesse et de l'origine de la valeur», в которой автор выводит ценность из редкости полезных благ и даёт опровержение взглядов тех экономистов, которые обращали внимание только на полезность предметов, образующих «богатство». По ясности основных мыслей книга заслуживала бы гораздо большего признания со стороны сторонников нового направления.

В 1854 г. Герман Госсен с замечательной выпуклостью изложил детальное обоснование теории предельной полезности, дав ей математическую формулировку в своей книге: «Entwickelung der Gesetze des menschlichen Verkehrs und darans fliessenden Regeln für menschliches Handeln». Госсен не только нащупывал «новые пути», но и дал весьма продуманное и законченное выражение своей теории; многие положения, приписываемые обычно австрийцами (К. Менгеру), имеются уже у Госсена в разработанном виде, так что отцом теории предельной полезности нужно считать именно его. Книга Госсена прошла совершенно незамеченной, и автору грозило бы полное забвение, если бы в 70-х годах он не был вновь открыт, причём дальнейшие последователи идей, аналогичных идеям Госсена, тотчас же признали его «основоположником» школы. (Сам Госсен весьма высоко ставил свою работу, называя себя Коперником в области политической экономии).

Приблизительно одновременно в Англии, Швейцарии н Австрии был заложен прочный фундамент нового направления трудами Stanley Jevons'а, Léon'а Walras'а и K. Menger'а. Они же и обратили внимание на книгу своего забытого предшественника[34].

Какое значение имеет Госсен, яснее всего видно из оценки его Джевонсом и Вальрасом. Изложив теорию Госсена, Джевонс пишет: «Из этого изложения вытекает, что Госсен совершенно опередил меня и в общих принципах и в методе экономической теории. Насколько я могу судить, его манера трактовать основы теории даже более обща и более глубока, чем моя»[35].