Михаил Делягин - Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?

Религиозная жизнь в той степени, в которой она влияет на общество (а благодаря религиозному возрождению она стала влиять на него весьма значительно), требует государственного регулирования точно так же, как и все остальные сферы жизни об щества, — и старые механизмы этого регулирования изжили себя вполне наглядно.

Вместе с тем прямой переход к реализации устремлений общества по обеспечению независимости церквей от государства (включая их независимость от государственной помощи и преференций) представляется, с одной стороны, чрезмерно резким сломом реальности, а с другой — нарушением давних культурных традиций.

Не будем забывать, что православие, например, по самой своей природе культурно сращено с русской государственностью, а с исторической точки зрения во многом прямо и непосредственно творило ее. Ислам также официально выполнял многие функции государственной власти в нашем сегодняшнем понимании (например, судебные), — и этот список, вероятно, можно продолжить.

Однако близость к государству, принятие на себя определенных государственных функций должно сопровождаться и принятием встречных обязательств, и соблюдением определенных ограничений, важных для сохранения целостности общества. Важно и то, что это принятие и соблюдение могут быть только строго добровольными.

Поэтому для государства, осознающего описанные выше проблемы, было бы разумно предложить конфессиям, — и в целом, и на уровне отдельных церковных общин, являющихся основой всякой церкви, — сделать добровольный и свободный выбор между независимостью и свободой от общества в лице государства и симфонией с ним.

Разумеется, этот выбор можно будет сделать только один раз, поэтому на него нужно отвести достаточное для размышлений и консультаций время, — от трех месяцев до года.

Независимая от государства церковь или община должна быть обычной некоммерческой организацией, на общей основе платящей налоги с хозяйственной деятельности и имущества, регулярно и подробно отчитывающейся перед Минюстом и в случае получения иностранной помощи подпадающее под пресловутую норму об «иностранных агентах». Государство не имеет право вмешиваться в ее внутреннюю жизнь так же, как оно не имеет право вмешиваться во внутреннюю жизнь любой другой некоммерческой организации. При этом в рамках организаций гражданского общества представители этой церкви или общины могут взаимодействовать с государством, — так же, как и представители других НКО.

Для церквей или общин, по тем или иным причинам считающих отделенность от государства неприемлемой для себя, должен быть предусмотрен путь симфонии с ним, предусматривающий четко проработанные институциональные механизмы взаимодействия.

Светский характер государства, единственно возможный в многоконфессиональной стране, а также преобладание православия и ислама заставляет обращаться к опыту соответствующих светских государств.

Наиболее интересным с этой точки зрения представляется опыт Греции и Турции — в немалой степени потому, что эти страны, люто воевавшие друг с другом, сложившиеся в своем сегодняшнем виде именно в ходе этой войны и находящиеся в состоянии «холодной войны» и по сей день, создали весьма схожие механизмы взаимодействия церкви и государства.

С одной стороны, церковь не платит налогов за хозяйственную деятельность, связанную со священнослужением, и во многом выведена из стандартного «светского» регулирования. Священники как «пастыри душ» получают зарплату от государства, а не вынуждены «жить с прихода», в депрессивных районах напоминая порой голодающих учителей 90-х, а в богатых — олигархов. Публичные же высказывания против религии (как, впрочем, и против государственного строя) формально являются тяжким преступлением (хотя на деле оба эти правила соблюдаются редко).

С другой стороны, деятельность священников — вплоть до содержания проповедей — жестко контролируется государством, которое имеет право запретить священнику служение где бы то ни было, кроме собственной семьи, а при нарушении этого права, — посадить в тюрьму за уголовное преступление.

Это вполне соответствует историческому опыту России, в которой со времен Петра Великого Русская православная церковь существовала на правах отдела при всего лишь департаменте Министерства юстиции (правда, именовался департамент пышно — Священным Синодом), и огромная часть ее имущества (сейчас возвращаемого ей) была государственной, переданной ей всего лишь в пользование. Безусловно, после краха государства в Февральской революции и восстановлении патриаршества эта система не вызывала у РПЦ теплых чувств, что нашло свое ярчайшее выражение в принципиальном отказе Патриарха Тихона помочь попытке спасения Николая Второго (правда, в порядке моральной компенсации один будущий святой послал другому освященную просфору). Однако во время функционирования этой системы недовольства в ее отношении среди священников, насколько можно судить, не наблюдалось, — как не наблюдается сегодня в Греции и Турции.

Симфония с государством практически исключает возможность антиобщественной, антигосударственной деятельности отдельных священников, примеры чего столь ярки, например, в Великобритании, мечети которой едва ли не превратились в кузницу террористических кадров, и в США, где протестантский пастор вызвал кровавую дискредитацию своей страны в исламском мире.

Церковь, находящаяся в симфонии с государством, обладает по отношению к обществу не только правами и духовными обязанностями, но и обязанностями светскими, объективно порождаемыми не ее духовной сущностью, но ее неотторжимой от нее сущностью как организации, действующей в обществе и влияющей на него. Эти обязанности, — пока государство выполняет свои обязанности перед ней, — обеспечивают эффективное выполнение церковью ее важнейшей общественной функции встроенного стабилизатора и нормализатора общества. (Сейчас эти обязанности не выполняются целым рядом церквей отнюдь не в силу их внутренней испорченности, но именно в результате трагического диссонанса между их духовными и организационными функциями, порожденного устарелой политикой государства.)

Конечно, перевод священников на зарплату формально противоречит концепции светского государства, — но не больше, чем освобождение от налогов хозяйственной деятельности, направленной на обеспечение деятельности церкви. Кроме того, в рамках церковной симфонии с государством священник выполняет важнейшую государственную задачу по стабилизации и нормализации общества, которая заслуживает честной оплаты по меньшей мере так же, как, например, работа психотерапевта в государственной поликлинике.