Маршия Бьорнеруд - Осознание времени. Прошлое и будущее Земли глазами геолога

Это величие всегда распространялось и на нас, людей; просто мы терзали сами себя мыслью, что существуем вне этого райского сада.

В 1973 г. генетик Феодосий Добржанский, возмущенный попытками «научных креационистов» переписать содержание учебников по биологии, написал классическое эссе под названием «Ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции» [138] Dobzhansky, T., 1973. Nothing in biology makes sense except in the light of evolution. American Biology Teacher , 35 (3), 125–129. Следует отметить, что Добржанский был теистом и глубоко верующим членом Восточной православной церкви и не видел противоречия между эволюционной биологией и верой в Бога. , которое служило путеводной звездой для многих поколений студентов-естествоиспытателей. В 1990-е гг. ученые и популяризаторы науки Ричард Докинз и Сьюзан Блэкмор расширили границы эволюционного мышления, выдвинув концепцию «универсального дарвинизма», которая утверждает, что законы эволюции и естественного отбора распространяются и на любые другие системы, в том числе на культурный эквивалент гена, который они назвали мемом (хотя сегодня этот термин «эволюционировал», и теперь так чаще называют видео с котиками и демотиваторы с надписями крупным шрифтом, столь популярные среди пользователей интернета). Физик-теоретик Ли Смолин пошел еще дальше, предположив, что эволюция носит буквально «вселенский» характер. Он утверждает, что только естественный отбор, действовавший на популяцию предшествующих вселенных, может объяснить такую невероятную согласованность фундаментальных физических параметров, которая позволяет нынешней Вселенной стабильно существовать вот уже много миллиардов лет. Физические «константы» могли эволюционировать со временем точно так же, как адаптивные признаки живых организмов [139] Smolin, L., 2014. Time, laws, and the future of cosmology. Physics Today , 67 (3), 38–43. . Хотя эта идея Смолина не получила, так сказать, «вселенского» признания в космологическом сообществе, интересно видеть, как дарвиновское мышление проникает в научные сферы, некогда считавшие себя свободными от всякой темпоральности.

Тогда как ученые видят, что все в природе связано непрерывными нитями эволюции, разные поколения людей все больше отдаляются друг от друга, что вызвано как используемыми технологиями, так и мемами — единицами культурной информации, которые у них в ходу. У нас практически нет мест, где люди всех возрастов могут собраться вместе и ощутить себя единым человеческим сообществом, испытать то, что Зигмунд Фрейд называл «океаническим чувством» [140] Freud, S., 1929, translated by James Strachey, 1961. Civilization and Its Discontents . New York: W. W. Norton, p. 15–19 (Фрейд З. Недовольство культурой. — СПб.: Азбука-классика, 2017). , а философ и социолог, разработавший свою теорию религии, Эмиль Дюркгейм — «коллективным брожением» [141] Durkheim, É., 1912. The Elementary Forms of the Religious Life . Translated by K. Fields, New York: Free Press (1995), p. 228. . Нам нужны такие пространства, где дети с самого раннего возраста смогут увидеть, что они идут по древнему, священному пути, простирающемуся как в глубь прошлого, так и в даль будущего, и что богатство жизни создается в универсальном, свойственном всему сущему процессе развития (эволюции), поэтому к взрослению и старости следует относиться с уважением, а не со страхом. Традиционно эту функцию выполняли религиозные организации, но сегодня нам нужно целенаправленно искать новые формы объединения — хоры, общественные парки, кулинарные школы, проекты по устной истории, группы по наблюдению за птицами, рыболовные клубы, которые могут играть роль таких «межпоколенческих общин».

Лично меня связывают тесные дружеские отношения с людьми многих поколений, намного старше и гораздо младше меня, из разных стран и разных культур, благодаря объединяющей всех нас страсти к геологии. Во время экспедиций мы вместе ломаем голову над необычными породами, восхищаемся прекрасными пейзажами, держимся за руки при переходе через бурные горные речки и по-братски делимся сомнительной на вкус стряпней, приготовленной на походных горелках. Любопытно, что, в отличие от других наук, где ученые делают самые выдающиеся открытия, как правило, в возрасте до 30 лет, геологи «созревают» гораздо медленнее и часто вносят свой самый важный вклад в науку в конце карьеры, проведя бо́льшую часть жизни в компании камней.

Геология как научная дисциплина прошла похожий эволюционный путь. Упрощенные викторианские представления о планете — догма строгого униформизма, убежденность в незыблемости континентов, отрицание массовых вымираний — уступили место более смиренному пониманию того, что Земля — невероятно сложная планета, способная кардинально менять свой облик и поведение и до сих пор таящая в себе множество неразгаданных тайн. На мой взгляд, геология помогает обрести золотую середину между грехом нарциссической гордыни, питаемой слепым антропоцентризмом, и экзистенциальным отчаянием, проистекающим из осознания нашей бренности. Такое мировоззрение напрямую перекликается с учением, приписываемым польскому раввину XVIII в. Симхе Буниму, который говорил, что каждый человек должен носить с собой в кармане две записки-напоминания: одну со словами «Я прах и пепел», другую — «Мир создан для меня».

Сама Земля с ее древней историей и общим наследием способна стать нашим учителем, который поможет нам, людям, найти общие ценности и переосмыслить себя как граждан одной планеты, требующей нашей общей заботы. Возможно, изучение прошлого Земли побудит нас создать Министерство будущего, под руководством которого мы начнем соизмерять свою деятельность с естественными темпами земных процессов, положим конец антропоцену и вернем к власти старый добрый униформизм.

Как многие из тех, у которых детство или детство их детей пришлось на последние полвека, я люблю классическую книгу Мориса Сендака «Там, где живут чудовища» (Where the Wild Things Are) {16} 16 Сендак М. Там, где живут чудовища. — М.: Розовый жираф, 2017. . Это аллегорическая история о силе воображения, способного перенести нас в другие миры, преодолеть границы времени и побороть худшую сторону своей натуры. Я всегда представляю себе путешествие мальчика Макса, когда читаю студентам курс «История Земли и жизни», в котором ставлю перед собой дерзновенную цель — рассказать о 4,5 млрд лет истории нашей планеты за один академический семестр (получается примерно по 400 млн лет в неделю). Мы словно отправляемся со студентами в невероятно долгое путешествие: бродим по древним ландшафтам, наблюдаем за движением континентов, переживаем биогеохимические революции, падения астероидов, ледниковые эпохи и массовые вымирания, восхищаемся удивительным разнообразием «чудовищ» и, наконец, начинаем различать все более узнаваемые черты современного мира, подобно тому как комната Макса постепенно очищается от диковинной растительности и его взору предстает знакомая кровать и стол с горячим ужином.