Александр Гангнус - Тайна земных катастроф

Другая такая осечка произошла в 1972 году. Знаменитая летняя засуха, привлекшая к проблеме перспективного прогноза внимание общественности, В обоих случаях не был предвиден мощный антициклон, неожиданно заполнивший огромные пространства и приостановивший великий западный перенося влаги из северных широт Атлантики. Включилась более редкая меридиональная схема циркуляции с теплыми южными ветрами.

За что же борются прогнозисты? За крохи, доли процента в улучшении прогноза? Но тогда стоит ли игра свеч? Ведь абсолютного прогноза быть не может...

Да, в гидрометеорологии — эта борьба за доли процента! (правда, только спутники дали прибавку точности на пять — десять процентов). В сейсмологии же еще все впереди. Работающего, регулярно публикуемого прогноза у нас все еще нет! Почему? Ответ непрост, и никто, вероятно, не сможет на него исчерпывающе ответить. А потому пока логическая задачка в стихах, которая наверняка покажется читателю давно и хорошо знакомой.

Условие задачи:

Спрашивается:

1. Почему?

Ответ:

2. Можно ли предсказать конец этой печальной истории исходя из одного факта отсутствия в кузнице гвоздя?

Ответ:

Нельзя! Ибо условие задачи неполно и, хотя все логические переходы в нем правильны, эффект неопределенности из-за неучета массы дополнительных обстоятельств на каждом этапе рассуждений возрастает во много раз.

Нечто подобное происходит и в геопрогнозе. Задним числом еще можно иногда сказать, что именно послужило главным толчком, сигналом к катастрофе, но экстраполировать раз подмеченную связь на все случаи жизни нельзя.

Могут сказать: здесь нужен не прогноз, а простая предусмотрительность. Неподкованная лошадь командира — это, конечно, большой непорядок. Предусмотрительность — тоже форма прогноза. Можно не строить в сейсмоопасных местах, например. Но предусмотрительность уместна лишь при наличии чувства меры, иначе она и смешна, и даже невыгодна. В конце концов человек в футляре Чехова стремился избавиться от эффекта неопределенности во всякого рода метеорологических предсказаниях и предчувствиях. Он был просто очень предусмотрительным человеком и все могущие ему грозить в жизни опасности постоянно имел в виду. Ох, и тяжко же ему было жить!

Общество не может стать "обществом в футляре" и все время настороженно ждать неприятностей — как бы чего не вышло. И потому нужен все-таки настоящий, достаточно точный прогноз хотя бы экстремальных, катастрофических событий, то есть таких, которые готовятся задолго и на большом пространстве и которые не могут быть полностью скрыты никаким эффектом неопределенности.

Общество в футляре...

Один из самых любимых и читаемых фантастических романов — "Конец Вечности" Азимова. В этом произведении извечное стремление человечества вырваться из потока времени доведено до логического завершения. Создана "Вечность", наднациональная и надвременная каста людей, обладающих возможностью "свободного проезда" в любой век человеческой истории начиная с XXI века. "Вечность" Азимова — это Абсолютный Прогноз. Вычислители "Службы вечности" из самых благих побуждений время от времени вмешиваются в ход истории, что-то там подправляя хирургическим путем, удаляя целые плети причинно-следственных связей, приводящих к нежелательным, по мнению "Вечности", последствиям.

И что же? Оранжерейно-причесанный мир, живущий под надзором "Службы вечности", страшен своей искусственностью, бесцельностью. Из человечества вынули главное — любопытство, трепетную устремленность вперед. Жизнь перестала быть ездой в незнаемое. Заговор героев романа — это последнее вмешательство надвременных сил в естественный ход событий. Историю поворачивают в сторону от пути, ведущего к открытию коридора времени, "Вечность" бесследно исчезает, разделив судьбу миллионов людей, стертых "Вечностью" во имя "высших интересов". Нормальная история — с морями горя и слез, но и с полной ответственностью человека за будущее — начинается с открытия атомной энергии.

Нынешний прогнозист, похоже, вот-вот окажется перед этическими и социальными проблемами, возникшими под пером фантаста. Все более ясный и верный прогноз неизбежно расширяет щель "отсутствия неожиданности" между нами и будущим. В какой-то мере достаточно полное знание о ненаступившем — это убийство будущего, замена надежды рассчитанным результатом. Можно ли представить себе жизнь без новостей, без неожиданностей?

Как же быть? Остается надеяться на снисходительность природы, поставившей между причинами и следствиями принцип неопределенности. Знание о будущем никогда не будет полным. "Футляр", к счастью, недостижим. И неполнота эта, возможно, будет всегда достаточно велика, чтобы сохранить для нас свежесть завтрашнего утра. Тогда и предвидение катастроф может быть в принципе лишь точно рассчитанным риском и увлекательной борьбой с процессом вызревания беды.

Философия детерминизма. Причин и следствий. Сейчас она, несомненно, переживает снова захватывающе интересные времена. На смену демону Лапласа вылез джинн неопределенности из бутылки квантовой механики. Другой джинн, который имеет самое прямое отношение к причинно-следственным связям между наукой и природой, — принцип дополнительности.

Принцип дополнительности первоначально понадобился для того, чтобы ясно сформулировать весьма трудно проникавшую в умы идею дуализма в мире элементарных частиц. Две модели — волновая и корпускулярная — света или электронов не исключают, а дополняют друг друга.

Позднее принцип дополнительности стал еще и отрицанием пропасти между субъектом и объектом исследования и эксперимента. Чем дотошнее и навязчивее будет ученый измерять параметры электрона, тем больше шансов, что своим вмешательством, приборами он неузнаваемо исказит "истинное" его местоположение и скорость. А оказав более "мягкое" вмешательство, он и измерит хуже. Если представить себе "угол познаваемости" в виде прямого угла на этом листе бумаги и отчертить внутри его угол, к примеру, в 30 градусов, соответствующий полноте нашего знания о предмете, то оставшиеся 60 градусов (дополнительный угол к 30) будут характеризовать соответствие изученного предмета тому же предмету до изучения. Ясно, что чем больше один угол, тем меньше другой, и в принципе мы можем (при отношении углов 0:90) не знать ничего о предмете объективно существующем и стопроцентно равном самому себе или (при 90:0) все о предмете, который уже перестал быть самим собой в результате нашего вмешательства... Ясно, что нам придется довольствоваться какой-то половинчатостью. И наше знание предмета всегда будет неполным, статистическим в отличие от классического идеала исследования — стопроцентного изучения и полностью адекватного знания.