Генри Клауд - Фактор матери

Для Клиффа это был миг преображения. Я никогда не забуду эту сцену. Клифф упорно смотрел в пол, от стыда он не был способен поднять глаза на членов группы. Будучи его психотерапевтом, я уже знал, в чем заключается проблема Клиффа, и теперь настаивал, чтобы он поведал о ней остальным.

Все также опустив глаза, он с трудом заговорил: — Не знаю, как сказать, но мне нужно кое в чем признаться, — начал он. — Я увлекаюсь порнографией.

Я следил за группой. Все сидели очень тихо.

— Конечно, вы и не думали, что я на такое способен, — продолжал Клифф. — Мне так стыдно, но я должен был кому-то сказать, — он заплакал и съежился в кресле, договаривая до конца свое признание.

Я оглядел собравшихся: добрые, полные сочувствия лица, у некоторых даже слезы выступили на глазах. Эта исповедь о продолжавшейся много лет борьбе с собой, неспособности отказаться от скверной привычки, о том, как ужасно он чувствовал себя, в очередной раз поддаваясь ей, сближала слушателей с Клиффом. Я прямо-таки физически ощущал, как комната наполняется флюидами сострадания.

Но Клифф не воспринимал их сочувствие, не замечал его, потому что упорно смотрел в пол, сознавая лишь свою вину и стыд. Я решил, что, поскольку он нуждается именно в отклике группы, мне нужно вмешаться.

— Клифф! — окликнул я. — Поднимите глаза.

— Не могу! — сказал он. — Не могу! — стыд пригибал его к земле, он и подумать не мог о том, чтобы взглянуть кому–нибудь из друзей в глаза. Но я настаивал, зная, что только таким образом Клифф обретет сочувствие. Он медленно поднял глаза, посмотрел на одного члена группы, на другого… Его взгляд ощупывал каждое лицо, и я наблюдал, как глубоко внутри происходит преображение. Установилась связь, теперь Клифф мог ощутить, что ему сочувствуют и не отвергают его.

Он заплакал, но это были уже другие слезы. Его «отпустило», вся боль и стыд, которые мучили его так долго, теперь выходили из него.

Постепенно слезы иссякли. Я знал, что Клифф освободился из своей темницы. Он был пастором, а потому ему казалось особенно трудным признаться в сексуальном извращении и обсуждать его, и он долгое время держал свои склонности в тайне. Но теперь все то, что он считал в себе наиболее дурным, было принято с сочувствием. Изоляция кончилась. Клифф узнал истину, которая изменила всю его будущую жизнь: чтобы заслужить любовь, необязательно быть совершенством.

Для Клиффа это был абсолютно новый опыт. Всю жизнь он трудился изо всех сил, чтобы сделаться совершенным и заслужить любовь, в которой он нуждался. Мы уже видели в предыдущей главе, что у детей «охотницы за скальпами» происходит своего рода раздвоение личности: «хорошее я» остается снаружи и старается соответствовать всем предъявляемым ему требованиям, а «плохое я» прячется внутри и либо скрывается, либо находит себе какую-то отдушину.

Исповедь Клиффа преодолела раскол. Его дурные качества стали выходить на свет, и это оказало неоценимое влияние на его дальнейшую жизнь. Вскоре его склонность к порнографии начала ослабевать. Он обрел в группе то, чего не дала ему мать, несовершенные черты его личности были приняты, и теперь Клифф мог сам научиться принимать свои изъяны и находить способы их исправления. Начался процесс исцеления.

В этой главе мы рассмотрим путь к лечению травмы, нанесенной матерью — «охотницей за скальпами», на котором вы можете достичь небывалого духовного роста.

«И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить веч но. И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят. И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Едемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни» (Бытие 3:22-24).

В этой истории нам открывается печальная истина: люди утратили рай, и путь в сад, где все совершенно, охраняет ангел с пылающим мечом. Мы не можем достичь совершенства, стать совершенными или вкусить совершенный мир.

Если мы попытаемся вернуться в Эдем, то наткнемся на херувима, который взмахнет огненным мечом, и попытка войти в рай будет пресечена.

Но как бы нам хотелось попасть туда! На что мы только не идем в желании достичь совершенства: косметика и пластическая хирургия, невинная ложь, «работа над собой», богатство, карьера, принадлежность к «той самой» компании, клубу, церкви. И все эти усилия обречены на провал, едва ангел взмахнет мечом. Если не отступить, меч обрушится на нас.

Каков этот удар? Что испытывает человек в тот миг, когда меч поражает его? Что будет с сыном «охотницы за скальпами», если он не откажется от стремления к совершенству?

Мы уже говорили о рубцах, оставленных этим мечом. Это и депрессия, и неспособность функционировать под давлением перфекционизма, и проблемы отношений. Все дети «охотниц за скальпами» получали удар мечом и переживали смерть. Но проблема остается неразрешенной, потому что свидетельство о смерти так и не подписано. Стремление к идеалу обрекает человека на смерть. Но похороны еще не состоялись.

На этой неделе я выступал перед группой менеджеров и задал им вопрос; «В чем вам труднее всего признаться самому себе?». Они заговорили о постоянных ошибках, плохом характере, приступах гнева или раздражительности, лени, не готовности любить, неумении быть тем, кем хотят нас видеть окружающие. Так один за другим эти пять мужчин и женщин раскрывались, «подставлялись» друг другу. Выслушав их, я спросил, трудно ли им было ответить на этот вопрос. Они сказали, что испытывали две эмоции: печаль и облегчение.

Печаль сопутствует погребению. На какой-то миг все они прекратили погоню за славой и осознали, что их личное усилия достичь совершенства тщетны, увидели себя такими, какие они есть. Им было грустно сознаваться в тех чувствах, которые они испытали, приняв реальность лицом к лицу. Кто-то из них сказал: «Это действует угнетающе».

Печаль сопутствовала признанию в том, что никто не в состоянии соответствовать своему идеальному «я». Они проигрывали битву. Как бы они ни старались, совершенство не для них. Все затихли, молча осознавая эту реальность.

Но затем эти люди начали понимать и другое: они не были одиноки в своей борьбе. Они испытали облегчение, оказавшись в обществе столь же несовершенных людей, обнаружив, что у каждого есть свои недостатки. Они стали смеяться над собой и другими — подумать только, а они-то придавали непомерное значение всем своим изъянам! Они поняли, что человеческая общность куда важнее совершенства, того ложного образа, который они пытались навязать друг другу.