Сабина Хоссенфельдер - Уродливая Вселенная [Как поиски красоты заводят физиков в тупик]

Но гонка за красотой – не теория всего. Если еще не придумали названия для такого когнитивного искажения, связанного с попыткой убить сразу легион зайцев, то очень напрасно. И я постараюсь не попасть в эту ловушку. Я заметила наличие эстетических предубеждений лишь в нескольких научных дисциплинах, и даже в физике они господствуют преимущественно в тех областях, о которых я писала. Но прежде чем я перейду к более общей проблеме когнитивных искажений, в том числе социально обусловленных, хочу заострить внимание на случае, когда страсть к изящной математике влияет на наши жизни несколько больше, чем квантовая гравитация. Речь об экономике.

«Профессия экономиста отклонилась от нужного курса, потому что экономисты – все в целом – ошибочно приняли красоту, облаченную во впечатляющего вида математику, за истину» 194. Так считает американский экономист Пол Кругман. Как и многие физики-теоретики, я однажды рассматривала возможность переключиться на экономику в надежде, что работу там найти будет проще. Математика меня не впечатлила, а вот отсутствие данных потрясло. Я бы не назвала экономику красивой, но она казалась мне, в принципе, простой. Слишком простой, как я поняла. Одно дело – ожидать от элементарных частиц подчинения простым, универсальным законам, и совершенно другое – ожидать того же от рода человеческого.

Разумеется, я не первый физик, кому пришло в голову, что экономике не повредили бы математические методы позатейливее. Дойн Фармер – один из основателей эконофизики, дисциплины, в которой математические методы, разработанные в физике, применяются для решения проблем в экономике. Будучи специалистом по теории хаоса и нелинейной динамике, Дойн сейчас возглавляет программу по экономике сложности в Институте нового экономического мышления Оксфордской школы Мартина. Я звоню ему, чтобы спросить, что он думает об изящных экономических теориях.

«В экономике есть такая странность: существует некий шаблон, которому следуют теории, – говорит Дойн. – Этот шаблон, по сути, предписывает вам иметь систему, в которой агенты эгоистично максимизируют свои преимущества. Если в вашей системе этого нет, вам скажут, что она лишена экономического смысла. Господствует идея, что все теории должны исходить из этого принципа. И он упорно навязывается, особенно так называемыми топовыми журналами».

«В экономике очень сильная иерархия журналов, – объясняет Дойн. – Всего их около трехсот пятидесяти, и все знают порядок: вот этот – номер двадцатый, тот – тридцатый и так далее. Топовых журналов пять, и опубликоваться в них крайне сложно. Единственная статья в одном из них обеспечит вам штатную должность в хорошем университете».

«Ого, – говорю я, – все еще хуже, чем в физике».

«Да, хуже в том смысле, что крайне высок уровень конформизма. Очень строгие требования предъявляются к тому, как статья должна быть написана (по стилю и манере изложения), к типу теории (отвечает ли она общепринятым убеждениям о том, какой следует быть теории). Считается, что должны приводиться изящные и красивые аргументы. Только вот мне эти аргументы, красивые и изящные, не попадались. Может, они, конечно, и изящны в каком-то смысле, но я не верю в исходную структуру. Мне она кажется немножко глупой, если честно».

«С теорией струн, например, другая история, – говорит Дойн. – Там, по крайней мере, вы извлекаете какую-то интересную, оригинальную математику. Но в экономике математика не глубока и не оригинальна. Рутинное применение стандартных методов анализа. Сомневаюсь, что экономисты способствуют развитию математики каким-либо интересным образом».

«Может статься, что они и правы, – продолжает Дойн, – и в конце концов найдут то, что ищут. Но, по-моему, очевидно, что мейнстримные модели в лучшем случае лишь отчасти удачны. И мне кажется, это потому так, что в экономике, дабы добиться успеха, нужно отказаться от каких-то существующих принципов, поскольку это позволяет получить изящные результаты – а вовсе не объяснить, как что-то устроено в мире».

«Например, равновесие, – говорит Дойн. – Оно всем нравится, потому что стоит предположить равновесие – и становится легко получить результаты. Но ведь если мир устроен иначе, если не равновесие лежит в основе экономики, тогда все оборачивается просто потерей времени. И во многих случаях это она и есть, мне кажется». В экономике под равновесием понимается устойчивое состояние, когда сбалансированы спрос и предложение и оптимизирована стоимость товаров.

«Помню, что читала некоторые ваши статьи, где вы критиковали теорию равновесия, но это было лет десять назад 195, – говорю я. – Я-то думала, или надеялась, что с тех пор экономисты уже осознали, что она слишком упрощенная. В том, что касается данных, экономика должна быть безумно запутанной. И это не как в физике – там я хотя бы могу понять, почему они верят в простоту. Я бы ожидала, что описание экономики реального мира должно требовать сложного компьютерного анализа».

«Абсолютно с вами согласен. И пытаюсь сдвинуть ситуацию в этом направлении, но сторонников очень мало».

«Странно, – удивляюсь я, – ведь “большие данные” – теперь такое модное выражение, мне казалось, экономисты должны быть в этом впереди планеты всей».

«Экономисты навострили уши, – говорит Дойн. – Но это сильно отличается от того, что они делали прежде, так что потребуется какое-то время».

«Как же экономисты так подсели на математику?» – недоумеваю я.

«Математика ведь царствует в физике не случайно, – объясняет Дойн. – Она позволяет принять набор допущений и вывести из них следствия. Поэтому идея использовать математику в общественных науках очень привлекательна. Проблема ведь не с математикой как таковой. Преобладающие методы, боюсь, стали таковыми потому, что они изящны и люди с их помощью могут доказывать какие-то умозаключения, а не потому, что эти методы хорошо описывают мир. Математик, ищущий ключи под фонарем».

«Я считаю, что красота – это замечательно, и обеими руками за изящность, – говорит Дойн. – Но тревожусь, когда вижу нагроможденные друг на друга горы математики, пусть и изящной. Может, это и интересная математика, но в итоге-то вы уверены, что действительно делаете науку?»

Вы слышали любопытнейшую историю о жизни нейтрона? Нейтроны состоят из трех кварков и вместе с протонами составляют ядра атомов. Атомные ядра, по счастью, стабильны, но вытащите нейтрон из ядра – и он распадется, среднее время его жизни будет равняться примерно десяти минутам. Если более точно – 885 ± 10 секунд. Любопытная часть здесь – вот этот плюс-минус.

Рис. 15.Результаты измерений времени жизни нейтрона по годам. Источники : Patrignani C. et al. (Particle Data Group). 2016. Review of particle physics. Chin. Phys. C. 40: 100001 (погрешности – 1σ); Bowman J. D. et al. 2014. Determination of the free neutron lifetime. arXiv:1410.5311 [nucl-ex].