Анатолий Ахутин - История принципов физического эксперимента от античности до XVII века

Фома ссылается здесь на Аристотеля 25 , и действительно, понятие степени осуществленности, актуализованности допустимо в аристотелевой философии, но оно не является для него центральным в процессе понимания. Существенное отличие сказывается здесь как раз в том, что центром внимания становятся не столько крайние определения способности и завершенной актуализованности, границы возможного движения, сколько наиболее динамичный промежуточный момент осуществления (энергии), усилия подъема, труда восхождения по ступеням совершенствования. Наоборот, крайние моменты лишаются определенности: все сотворено из ничто, лишенного любых определений, и движется к тому, что превосходит любое определение. Поскольку же вместе с тем форма продолжает сохранять свой субстанциальный статус, она обогащается такими определениями и смыслами, которые совершенно не свойственны античной мысли.

Присмотримся к этому ближе. Первая особенность понятия степени непосредственно вытекает из отношения к существующему как к тому, что может обладать разной степенью бытия (совершенства, истинности) при одной и той же «степени существования» (золото и медь одинаково существуют, но золото есть благородный металл). Форма, стало быть, не просто определяет вещь в ее существовании — она важна как критерий сравнения вещей по степени совершенства, как определение качества (степень здесь не количественная мера, она существенно отождествляется с самим качеством; лишь к XIV в. их начинают различать) . Например, субстанциальная форма огня — это наиболее жгучий, горячий, блестящий (наиболее «огнистый») огонь, то, в чем он обладает наибольшей степенью бытия в качестве огня. Так и любой предмет определяется в его собственной субстанциальной форме, т. е. в том, в чем он может бесконечно совершенствоваться, становясь все более самим собой, иначе говоря, выступая в своем истинном уникальном облике, в единственно присущей ему действующей форме — качествовании.

Предмет получает бытие в той мере, в какой он совершенствуется, а совершенствуется он в том, в чем он уже определен как такой-то предмет, в чем лежит принцип его и только его бытия. Субстанциальная форма предмета — это определение его как уникального, как единственного в своем роде, как превосходящего в своей качественности все прочие экземпляры и бесконечно отличающегося от всего другого. «Совершенным,— говорит Фома,— называют то, что не испытывает никакой недостаточности в том роде, в котором оно совершенно» 2а . Уникальный, ни на что не похожий, единственный в мире предмет является как бы отрицанием всего остального. Так, совершенный свет уже не оставляет в своем блеске места чему-либо другому, совершенный огонь сжигает все. Уникальность как предел и цель совершенствования определена, следовательно, через способность предмета стать равномощным целому, благодаря своему качественному отличию от всего. Именно этот процесс очищения от чуждого себе, от лишнего, рассеивающего, рассредоточивающего, отрицательное самоформирование есть процесс совершенствования. Вог, который есть всеобщий предел совершенствования, не может быть определен ни формой, ни качеством. О нем нельзя сказать ничего, даже и того, что он есть 27 . Но вместе с тем он есть бесконечный предел каждого совершенствования и может быть определен как сверхкачество. Такой путь составляет в христианстве традицию так называемого отрицательного (апофатического) богословия. Этот подход был впервые четко выражен в ряде ранних богословских сочинений, в частности, в так называемых «Ареопагитиках» (V в.), долгое время приписывавшихся Дионисию Ареопагиту, ученику и современнику апостолов. Некоторые положения, почерпнутые из сочинения «О божественных именах», помогут нам уяснить важные моменты 28 .

Основной ход мысли, приводящий к отрицательному определению бога, состоит в следующем: бог есть причина и начало всего, всеобщее основание и единственный источник существующего. В связи с этим он не может обладать ничем из определений того, началом чего он служит; он не может встретиться среди того, что он обосновывает, иначе пришлось бы искать еще более глубокое основание. Бог есть источник блага, жизни, существования, мудрости, и именно поэтому он не есть нечто благое, живое, существующее, мудрое. «Имя сущего распространяется на все существующее, но и превосходит его, имя Жизни — на все живое, превосходя его, имя же Премудрости — на все мыслящее, словесное и чувствующее и вместе с тем превыше всего этого» 29 . Разумеется, «...божественное должно мыслиться богосообразно. Ибо безумие и бесчувствие должны приписываться богу по преизбытку, а не по лишению. Подобно тому, как мы приписываем безумие тому, кто превыше разума, а несовершенство тому, что превыше и первичнее всякого совершенства, так мы называем неосязаемым и невидимым мраком неприступный свет по преизбытку видимого света» 30 .

Таким образом, предел совершенства всего существующего в любом качестве есть отрицание этого качества, как, например, огонь, который сжигает все и мгновенно, уже не является огнем, потому что ему ничто не противостоит. В движении, в стремлении к этому пределу только и существует существующее, собираясь в самом себе, сосредоточиваясь, объединяясь в некую неразличимо единую точку, в противном же случае распадаясь, разлагаясь, развращаясь, распыляясь вновь в ничто, падая в пропасть небытия. Только в таком взаимоотношении качественного существования и сверхкачественного бытия (даже сверхбытия), только в этом их взаимоопределении и состоит вся определенность «тварного» бытия. Путь восхождения от ничто к сверхчто и нисхождения сверхсущего к не-сущему выражается следующим образом: 1) «...через исследование устроения всего существующего, которое из него произошло, и является неким изображением и подобием божественных парадигм мы, в меру наших сил, восходим надлежащим образом и порядком путем отрицания и превосходства в запредельную область всепричины» 31 2) «воспевая ...в ее запредельности невыразимую, неуразумеваемую и безумную Премудрость, скажем, что она является причиной всякого ума и разума, всякой мудрости и постижения» 32 . Узел противоречий, который завязывается в этом движении мысли, сосредоточивается в боге, понимаемом как совпадение противоположностей ( coincidentia oppositorum ), учению о котором в разбираемом сочинении посвящена вся 9-я глава. Бог велик, превосходит любую меру и мал, ускользает от любого измерения и составляет основу любого тончайшего различия. Он тождествен, будучи единым и единством всего, «инаковость же присуща богу потому, что он всем промышляет и все спасая, всем во всем становится» 33 . Он неизменен и превосходит интенсивность всякого изменения 34 .