Сергей Снегов - Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

— Уравниловка в данном случае не подходит. Слишком уж важное значение будут иметь удачные результаты наших исследований.

Вежливая улыбка чуть приподняла кончики седых усов Комарова.

— Если будут удачи, так? А если неуспех? Хорошо, примем вашу точку зрения: конечный результат — удача. Но когда? Можно ли гарантировать, что она появится в интервале, так сказать, наших плановых лет? Что требуемые нами огромные средства скоро окупятся?

Курчатов не знал, сколько лет потребует путь к успеху, слишком уж велика была игра неконтролируемых случайностей. Удача не поддавалась точному планированию по годам и месяцам. Здесь присутствовал риск. Он знал лишь одно: чем больше средств сконцентрируют на урановой проблеме, тем быстрей придет успех. И, понимая, что Комаров не примет уклончивых ответов, Курчатов не мог заставить себя объявить определенный срок. Он подумал, что академикам, возможно, представилось, что он, ныне их, а не наркомтяжпромовский работник, пользуется переменой хозяина, чтобы пролезть в претенденты на дивиденды, открыть походы на доходы. Мысль эта была так оскорбительна, что Курчатов хотел уже сам объявить, что ни о чем подобном не помышляет. Комаров продолжал:

— Итак, ваши исследования носят пока поисковый характер. У нас традиция — основные средства вкладывать не в поисковые темы, которые неизвестно что и когда дадут, а в завершающиеся работы, результат которых заведомо ясен, к тому же такой, в каком кровно заинтересовано наше народное хозяйство. Впрочем, послушаем обсуждение.

Обсуждение шло «без фантазий», как высказался один из ораторов. Научные доклады приняли хорошо — Русинов был доволен, Флеров с Петржаком счастливы. Вернадский советовал создать государственный фонд изотопов. А чтобы дело пошло основательней, надо ускорить строительство большого циклотрона в Ленинградском Физтехе, приступить к проектированию третьего циклотрона в Москве.

Курчатов поблагодарил величавого старца за поддержку. Он с болью в душе сознавал, что это не та поддержка, о какой мечталось. Он постарался, чтобы обрадованные помощники не догадались, что их руководитель огорчен, — он не позволял себе выставлять уныние напоказ. И Комарова, пообещавшего известить, какие дополнительные средства Академия направит ядерным лабораториям Физтеха.

В поезде, лежа без сна на койке, он придумывал новые попытки добиться, чтобы приняли урановую программу. Он вынесет проект на широкое обсуждение, привлечет внимание публики в печати! Вряд ли тогда осмелятся трактовать урановые исследования как второстепенные! И созвать очередную конференцию по атомному ядру, созвать в столице, пригласить журналистов, промышленников — зажечь воображение перспективами… Он не успокоится, нет! Без борьбы, смиренными просьбами своего не добиться. Итак — борьба!

Курчатов стал готовиться к новому всесоюзному совещанию по ядру. Сотрудники отмечали, что он стал молчаливым, отвечал невпопад. Еще никогда он не был таким собранным. Ему поручили главный доклад, он готовился не только к докладу — к схватке. Доклад должен был стать агитационным, оставаясь строго научным.

Пятое всесоюзное совещание по атомному ядру открылось 20 ноября 1940 года. В повестку дня вынесли больше сорока докладов, главным был курчатовский: «Деление тяжелых ядер». Он поднялся на трибуну при переполненном зале, в дверях и проходе стояли. Он начал с фактов. Новых теорий деления не появилось, новых экспериментальных данных накопилось множество. Докладчик продемонстрировал таблицу, составленную И. П. Селиновым, — легкие и тяжелые осколки, с огромной энергией вылетающие при делении изотопов урана, тория, протактиния. Цепная реакция в уране в принципе возможна. Но как ее осуществить? Если взять уран, в два раза обогащенный легким изотопом, то цепная реакция пойдет с обычной водой, но понадобится с полтонны обогащенного урана, а во всем мире вряд ли наберутся и микрограммы. Годится и обычный уран, но тогда нужно пятнадцать тонн тяжелой воды. Во всем мире ее запасы не превышают полтонны. Что до других замедлителей — гелия, углерода, кислорода, — то точных их характеристик пока нет. Таким образом, у «цепи» трудности — разделение изотопов урана и накопление тяжелой воды. Трудности это технические, а не принципиальные. Для их преодоления понадобятся огромные средства, а не новые открытия в науке. Средства нужно изыскать!

Он чувствовал, что захватывает аудиторию. Даже неверующие поверили — так ему показалось с трибуны. Слушатели были радостно возбуждены. Вдруг пахнуло ветром великих свершений. Строительство урановых котлов обрело силуэт технической конструкции — подошла пора превращать научные успехи в отрасль промышленности!

Перерывы устраивались обычно минут на десять — «в одну папироску». После доклада Курчатова можно было выкурить и две. Известные физики куда-то исчезли, возможно, совещались в комнате президиума. Наконец прозвенел звонок, и на трибуну поднялся Хлопин.

Он признавал значительность открытий в науке ядра. Но о промышленной урановой энергии говорить рано. Некоторые молодые физики, в частности из учеников докладчика, так захвачены далекими проектами, что ради них забывают о нуждах сегодняшнего дня. Докладчик доказывал, что если разделить изотопы урана — а это дело пока неосуществимое — или если накопить десятки тонн тяжелой воды вместо имеющихся килограммов, то цепная реакция станет возможной. Но «возможно» и «реально» понятия разные. Реальность урановой «цепи» еще не установлена даже в лаборатории докладчика. К тому же урановых руд в стране практически нет, своего урана не производим. Урановая энергетика — пока прекрасная мечта. Не будем направлять творческие умы и народные средства на нереальные прожекты. Время грозное, в мире бушует война, наш долг — помогать партии и народу крепить реальную обороноспособность страны.

Он сошел с трибуны под мертвое молчание зала.

— Это ответ на наше письмо, Игорь Васильевич! — печально сказал один из физиков. — Хлопин, конечно, выступил не от одного своего имени. Он самый авторитетный человек в радиохимии урана, вот ему и поручили дать нам авторитетное разъяснение.

С этой минуты конференция потеряла для Курчатова интерес. Его спрашивали, он отвечал. С ним спорили, он соглашался или возражал. Это уже не имело значения. Курчатов навязывал схватку на конференции, ему дали жестокий отпор. И снова он постарался не показать, как сильно огорчен. Он улыбался, даже шутил. Провала, собственно, нет. Разве из академии не пришло в эти дни сообщение, что ассигнований добавили, выделили валюту на покупку реактивов и приборов? Движение вперед бросается в глаза! Но про себя он знал — не было главного, отвергнута намеченная им программа. Он крепко толкнулся в запертую дверь, она и не пошатнулась!