Сергей Снегов - Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

И, обдумывая, уже в Ленинграде, причины неудачи, он все ясней видел, что попытка была с недостаточными средствами. Хлопин сделал неприятные выводы, но многое из того, что он говорил, верно. Программа урановых работ опиралась не только на факты, в ней — он сам это признавал — присутствовал риск. На риск пойти не захотели.

Стало быть, надо ускорить исследования! Теперь лишь одно могло убедить сомневающихся, поколебать неверующих: реальная цепная реакция. Нет, не урановый котел, вырабатывающий промышленную энергию, — только лабораторная модель, показывающая, что цепь практически создана.

Постановку модельных экспериментов Курчатов поручил Флерову.

Исследование спонтанного деления было завершено, пороговые энергии нейтронов, делящих тяжелый изотоп, определены — ничто не отвлекало Флерова от новых опытов. И Курчатов не разрешал ни на что отвлекаться. Еще недавно он поощрял совмещение тем, сейчас это стало невозможным. Было два пути: цепная реакция в натуральном уране с эффективными замедлителями и разделение изотопов, с тем чтобы получить обогащенный ураном-235 концентрат, — для такого концентрата, по утверждению Зельдовича и Харитона, и обыкновенная вода могла стать эффектным замедлителем. Итак, узнать, как размножаются нейтроны в уране при разных замедлителях, и второе — сконструировать установку для разделения изотопов урана. Первую задачу решал Флеров, вторую Курчатов оставил себе. В помощь Флерову Курчатов дал аспирантку Таню Никитинскую.

Лабораторная модель реактора, по мысли Курчатова, должна представлять собой сферу, сложенную из прессованной окиси урана. Никитинская так наловчилась прессовать тестообразную окись, что сборка и разборка сферы из высушенных кубиков много времени не занимала. Внутрь сферы вводилась стеклянная ампулка — источник нейтронов. Все та же ионизационная камера свидетельствовала о вторичных нейтронах. Цепная реакция в таком малом объеме не шла, но можно было прикинуть, какая же нужна масса урана — «критический объем», — чтобы появилась надежда на цепь. Фильтры из алюминия, олова, железа, ртути, свинца показывали, как поглощаются нейтроны в этих металлах. Работы из-за высокой чувствительности камеры снова перенесли на ночь. Флеров прибегал утром, не позавтракав, не причесавшись — Никитинская в дни острых опытов подозревала, что от спешки и не умывшись, — быстро знакомился с результатами ночной работы, быстро исправлял неполадки и на часок исчезал с восклицанием: «Приведу себя в порядок и перекушу!»

Если вначале аккуратную аспирантку и поражал дух нетерпения и увлеченности, то вскоре она сама заразилась им. Однажды утром Русинов, увидев успех у ночных экспериментаторов, позвонил Курчатову, и тот примчался проверить сам, оба ликовали и долго не успокаивались. А когда Курчатов уселся за стол начинать дневную работу, вдруг обнаружилось то, чего ни он сам, ни Русинов, ни она, увлеченная их увлечением, вначале и не заметили: руководитель лаборатории, выбегая из дома, пиджак и пальто надеть успел, но забыл облачиться в дневную рубашку! Сконфуженно посмеиваясь, Курчатов побежал домой «доодеваться».

Когда подошло время проверять, как ведет себя урановая сфера с замедлителем, Флеров предложил начать с углерода. Самая чистая форма углерода — алмаз. Алмазы недоступны. Но почему не попробовать сажу? Сажа — отличнейший вид углерода. Сажи он достанет сколько угодно!

Курчатов рассердился:

— Вы думаете, что я разрешу превращать лабораторию в кочегарку, Георгий Николаевич? А не приходило вам в голову, что обычный графит тоже модификация углерода?

Флерову приходило в голову много разных идей, среди них и мысль о графите. Графит — он его пробовал на скорую руку — от образца к образцу вел себя чудовищно по-разному. Жирноватую на ощупь сажу можно прессовать, Таня отлично изготовит сажевые кубики. Флеров подозревал, что руководитель лаборатории недооценивает углерод. В великолепном докладе на московском совещании он приписал углероду большое поглощение нейтронов. Правда, у немцев углерод вел себя много хуже тяжелой воды. Но кто сказал, что немцы не ошибаются?

Для разделения изотопов урана Курчатов решил использовать электромагнитную установку.

Курчатов пошел советоваться с Арцимовичем, а заодно и привлечь его к разделению изотопов — Арцимович крепко набил руку в конструировании электрических аппаратов. Арцимович, по обыкновению, начал с любимого словечка «нет».

— Нет, Игорь! Я уже обдумывал это дело. Ничтожная эффективность. Надо ионизировать уран — и выход ионов будет чрезмерно мал. К тому же и массы изотопов так близки, что и большими электромагнитами их траектории практически не раздвинуть.

Курчатов продолжал настаивать. Он пока не стремится к высокой эффективности разделения, это дело будущего. И больших количеств не надо, для экспериментов достаточно и миллиграммов обогащенного урана.

Арцимович заколебался. Задача была трудна, зато чертовски интересна.

— Ладно, Игорь, давай помощника — начну!

В помощники Курчатов выделил Игоря Панасюка. Он защитил диплом по спонтанному делению урана и тория — у тория спонтанность не обнаружили, — и Курчатов взял его к себе в аспиранты. Установку для электромагнитной сепарации смонтировали в кабинете Курчатова. В мае Курчатов передал Панасюку импортный металлический уран, сто граммов черного порошка, вполне достаточное для начала количество. Опыты по электромагнитному разделению изотопов урана начались.

…Ни Курчатов, ни Арцимович не знали, когда спорили о применении электромагнитного метода, что точно такие же споры шли и в Соединенных Штатах. И что, как и Арцимович, авторитетные физики в Америке поначалу отвергли этот метод как неэффективный. И что только когда в Советском Союзе прекратились все ядерные исследования, а Ленинград уже находился в блокаде, американцы снова возвратились к этому вопросу. В официальном американском отчете «Атомная энергия для военных целей» написано: «На заседании комитета по урану Смит (Принстон) поднял вопрос о возможном промышленном разделении изотопов электромагнитным способом; но ему возразили, что этот метод был исследован и признан неосуществимым. Несмотря на это, Смит и Лоуренс, случайно встретившись в октябре 1941 года, обсудили этот вопрос и пришли к выводу, что решение его все же возможно». А ровно через год начали строить гигантский завод в Ок-Ридже для разделения изотопов урана электромагнитным способом — именно этот завод и дал материал для бомбы, поразившей Хиросиму…

В мире создалась новая атмосфера вокруг урановых дел. Все определенней за рубежом заговаривали об атомной взрывчатке. Появился и зловещий термин «урановая бомба»