Дэвид Дойч - Начало бесконечности

Чтобы передаться одному-единственному человеку, мем должен казаться полезным только этому человеку. Чтобы передаться группе похожих людей при неизменных обстоятельствах, он должен всего лишь быть парохиальной истиной. Но идея какого типа лучше всего подойдёт для того, чтобы быть принятой много раз подряд множеством людей с различными, непредсказуемыми целями? С этой ролью справится истинная идея. Но не любая истина. Она должна казаться полезной всем этим людям, поскольку именно они будут выбирать, воспроизводить её или нет. «Полезный» в этом контексте необязательно означает полезный с функциональной точки зрения: это определение относится к любому свойству, благодаря которому люди могут захотеть принять идею и воспроизвести её, например, идея может быть интересной, забавной, изящной, легко запоминаемой, нравственно верной и так далее. А лучший способ казаться полезной различным людям при различных, непредсказуемых обстоятельствах — это быть полезной. Такая идея является истиной в самом широком смысле или воплощает её: она фактически верная, если это утверждение о факте; красивая, если это художественная ценность или поведение; объективно правильная, если это нравственная ценность; смешная, если это шутка, и так далее.

Идеи, обладающие наибольшим шансом выжить на протяжении многих поколений перемен, — это истины с большой сферой применимости, глубокие истины. Людям свойственно ошибаться, они часто выказывают предпочтение ложным, поверхностным, бесполезным или нравственно ошибочным идеям. Но в плане ложных идей у каждого человека свои предпочтения, и со временем они меняются. При изменённых обстоятельствах благовидная ложь или парохиальная истина может выжить только по счастливой случайности. Но истинная, глубокая идея имеет объективную причину, по которой люди с различными целями считают её полезной на протяжении долгого времени. Например, законы Ньютона позволяют лучше строить соборы и мосты и проектировать артиллерийские орудия. Благодаря такой сфере применимости их запоминали и воспроизводили самые разные люди на протяжении многих поколений, порой имеющие противоположные цели. Это тип идеи, у которой есть шанс стать долгоживущим мемом в быстро меняющемся обществе.

На самом деле такие мемы не просто способны выжить при быстро меняющихся критериях критики, они опираются на такую критику, которая способствует их верной репликации. Их не охраняют путём соблюдения существующего порядка или подавления критического мышления людей, и их критикуют, так же как и конкурирующие идеи , но последние оказываются в худшем положении, и их не воспроизводят. В отсутствие такой критики истинные идеи теряют это преимущество и могут деградировать или уступать конкурентам.

Таким образом, мемы этого нового типа, создаваемые рациональным и критическим мышлением, и далее зависят в своей верной репликации от такого мышления. Я буду называть их рациональными . Мемы старого типа, характерные для статического общества, которые выживают, отключая критическое мышление своих обладателей, я буду называть антирациональными . Рациональные и антирациональные мемы имеют чётко различающиеся свойства, связанные с их фундаментально различными стратегиями репликации. Они отличаются друг от друга примерно так же, как оба типа — от генов.

Если, например, есть такой домовой, которого дети боятся настолько, что, став взрослыми, передадут этот страх и своим детям, то поведение, заключающееся в рассказывании историй о таких домовых, — это мем. Допустим, этот мем рациональный. Тогда критика из поколения в поколение будет набрасывать на истинность этих рассказов тень сомнения. Поскольку на самом деле домовых не существует, мем может в итоге исчезнуть. Заметим, что мем не «беспокоится» о том, исчезнет он или нет. Мемы делают то, что должны: у них нет намерений даже относительно самих себя. Есть и другой возможный путь деградации мема о домовом. Он может стать открыто признаваемой выдумкой. Поскольку рациональные мемы должны восприниматься обладателями как полезные, те, которые вызывают неприятные эмоции, находятся в невыгодном положении, поэтому мем может перестать вызывать ужас и, например, начать приятно щекотать нервы или (если в его основе — реальная опасность) побуждать к поиску практических шагов в настоящем и оснований для оптимизма в будущем.

Теперь предположим, что этот мем антирациональный. Тогда то, что он вызывает неприятные эмоции, пригодится для причинения того вреда, который он должен причинить, а именно отключить способность слушателя избавиться от домового и закрепить потребность думать, а значит, и говорить о нём. Чем точнее свойства домового играют на подлинных, широко распространённых уязвимостях человеческого мышления, тем вернее будет распространяться антирациональный мем. Если этот мем должен пережить не одно поколение, важно, чтобы его имплицитные знания об этих уязвимостях были истинными и глубокими. Но его явное содержание — идея о реальности домового — может и не содержать истины. Наоборот, нереальность домового помогает сделать мем более удачным репликатором, потому что тогда рассказ о нём не ограничен приземлёнными чертами любой настоящей угрозы, которые обычно конечны и до некоторой степени преодолимы. И это будет тем более так, если в рассказе также удастся подорвать принцип оптимизма. Таким образом, рациональные мемы развиваются в сторону глубоких истин, а антирациональные от них уходят.

Как обычно, смешивание двух описанных выше стратегий ни к чему хорошему не приводит. Если в меме содержится истинное и полезное для получателя знание, но он отключает критическое мышление получателя по отношению к себе, то получатель будет менее способен исправлять ошибки в этом знании и таким образом понизит верность передачи мема. А если мем полагается на то, что получатель верит в его полезность, хотя на самом деле он не полезен, то увеличивается шанс, что получатель отклонит его или откажется воспроизводить.

Аналогично, естественным местом обитания рационального мема является динамичное общество — причём более или менее любое, — поскольку в нём традиция критики (оптимистично направленная на решение проблем) будет подавлять варианты этого мема, содержащие меньше истины, пусть и ненамного. Более того, быстрый прогресс столкнёт эти варианты с постоянно варьирующимися критериями критики, в которой, опять же, шанс выжить имеют только глубоко истинные мемы. По противоположным причинам естественным местом обитания антирационального мема является статичное общество, но не любое, а предпочтительно то, в котором он развивался. Поэтому у мема любого типа, помещённого в общество явно противоположного типа, снижается способность вызывать свою репликацию.