Матвей Бронштейн - Солнечное вещество и другие повести, а также Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской [сборник]
- Название:Солнечное вещество и другие повести, а также Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской [сборник]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Corpus
- Год:2018
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-982922-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Матвей Бронштейн - Солнечное вещество и другие повести, а также Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской [сборник] краткое содержание
Солнечное вещество и другие повести, а также Жизнь и судьба Матвея Бронштейна и Лидии Чуковской [сборник] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
В том же 1994 году, вдали от российских демонстраций, вышла книга о Бронштейне в английском переводе. Я послал экземпляр Лидии Корнеевне. Она отозвалась:
Какой подарок Вы мне сделали – какой прекрасный и какой внезапный. Мы с Люшей хлопали в ладоши от радости. Издана книга весьма изящно, со вкусом. Судить о переводе не берусь, но фотографии все, кроме одной ( “ цыганка ” ), – отличные. Отлично удались три мои любимые…


Открытка Андрея Сахарова из горьковской ссылки, 30 марта 1983 г. Из архива Л. К. Чуковской.
Лидия Корнеевна с сочувствием отнеслась к моему замыслу написать книгу о Сахарове и дала мне для изучения его письма из горьковской ссылки. Особенно дорога мне его открытка 1983 года – отклик на мою первую статью о Бронштейне. Сборник, включающий эту статью, Лидия Корнеевна отправила Сахарову в Горький. О статье он отозвался одобрительно, но заметил, что из текста не ясно, кому адресовано письмо Корнея Чуковского. Действительно, я не указал адресата – сталинского обер-прокурора, – чтобы не дразнить издательских цензоров.
Спустя одиннадцать лет после этой краткой рецензии появились западные мнения о жизнеописании физика по имени Matvei Petrovich Bronstein.
Бельгийский рецензент переведенной книги начал так: “ Кто знает М. П. Бронштейна? Он был одним из ярчайших физиков-теоретиков молодого советского поколения, вместе с Гамовым и Ландау ”. И завершил: “ Рекомендую эту книгу прежде всего потому, что светлая личность, научные достижения и человеческие качества М. П. Бронштейна должны стать известны – после пятидесяти лет молчания ”.
Рецензент итальянский выразился круче: “ Книга отдает дань гению, убитому в возрасте тридцати двух лет ”. Сильные эмоции, вероятно, помешали рецензенту заметить, что родился Бронштейн в декабре – и в день казни ему был 31 год, 2 месяца и 16 дней. Но все важное итальянец разглядел и рекомендовал книгу “в особенности тем читателям, которых интересует общекультурная сторона физики. Это воистину уникальный вклад российской науки и культуры”.
От подобных рецензий можно было и почить на лаврах, но к лавровым листам добавился стручок горького перца. Американский журнал опубликовал третью рецензию – весьма раздраженную. Признав, что книга содержит “полезную информацию”, рецензент-норвежец заявил: “Если Бронштейн был живым человеком, он не мог быть и наполовину тем гением, каким представлен в книге. Нас вновь и вновь уверяют, что Бронштейн обладал‘ глубоким пониманием ’ и‘ огромными знаниями ’ почти во всех областях, что его высказывания‘ пророческие ’ и всегда‘ по существу ’ и что в силу‘ мощного его интеллекта ’ – в сочетании, конечно же, с‘ литературным талантом ’ – он был‘ на голову выше ’ современников, включая таких второстепенных, как Бор, Дирак, Эйнштейн…”
Неужели в английском переводе я пропустил нечто подобное? Переводчица, по ее собственному признанию, на последней главе не могла удержать слез. Мысленно я ее упрекнул: “Вы бы, сударыня, лучше не плакали, а точнее переводили”. Я-то, редактируя свою книгу, держал себя в узде, помня, что любовь слепа, и представил весь известный мне “компромат” на моего героя.
Английский текст хранился в компьютере, которому я и поручил найти закавыченные рецензентом выражения. Оказалось, что одного из них в книге нет вовсе, а остальные грубо вырваны из контекста.
В книге, например, сказано: “В знании иностранных языков Бронштейн был на голову выше коллег”. И это чистая правда. Он свободно владел тремя основными европейскими языками (хоть и не был за границей). С детства знал украинский, сочинял стихи на латыни, в свое удовольствие изучал испанский, древнееврейский, турецкий, японский. Но при чем тут сравнение с Эйнштейном, Бором и Дираком?!
Так что компьютер меня успокоил. Но как понять рецензента? Если бы он хоть слово сказал о том, что Бронштейн понимал гравитацию не столь уж глубоко или что мой анализ в чем-то неверен. Да читал ли он книгу? Или только пролистал и выдернул пару обрывков фраз? Повеяло чем-то хорошо знакомым по старой советской жизни, но норвежское происхождение рецензента не давало простора для фантазии. Норвегия, конечно, холоднее Италии, но… Рецензент, похоже, просто не мог поверить, что личность столь яркая неизвестна ему – маститому историку науки – и что подобных людей губили без вины и без разбора.
Лидия Корнеевна откликнулась на рецензии письмом:
Поздравляю Вас с ними. На отрицательную, одну, рецензию – не следует, я думаю, обращать внимание. Естественно, что люди отталкиваются от незнакомого им, непривычного имени. К новому имени всегда относятся неблагосклонно; им кажется, что кто-то совершает над ними насилие, втесняя им это новое имя. В историю мировой физики М. П. Б. войдет постепенно…
Пару месяцев спустя я своими глазами увидел, как это происходит.
В Бостонском университете шла конференция, посвященная переднему краю теоретической физики – самому обрывистому ее краю. Прибыли видные теоретики, несколько нобелевских лауреатов.
Меня туда не приглашали, но я пришел на заседание “Квантовая теория поля и пространство-время”. Хотелось узнать о нынешнем состоянии проблемы, которую “М.П.Б.” поставил за шестьдесят лет до того. Если бы проблему кто-то решил, я, конечно, узнал бы это и без конференций. Но, возможно, появились гипотезы, “достаточно сумасшедшие, чтобы оказаться правильными”, по выражению Нильса Бора. Или же кому-то удалось развить физическую гипотезу Сахарова, высказанную за год до его знаменитой гуманитарной идеи 1968 года – о том, что надежный мир возможен лишь на основе соблюдения прав личности. Гуманитарную теорию Сахарова признали “достаточно сумасшедшей”, наградив его Нобелевской премией мира. Очень хочется, чтобы и его физическая гипотеза 1967 года оказалась плодотворной. Не для того, чтобы украсить его биографию, – очень уж эта гипотеза красива.
В гравитации Ньютона – давно известном всемирном тяготении – Сахаров заподозрил микроскопические свойства пространства-времени. Как упругость материала объясняется его микроскопической структурой, так и всемирное тяготение, по его гипотезе, коренится в квантовых свойствах пространства-времени. Гравитация – упругость пространства-времени, точнее упругость вакуума, а попросту говоря, упругость пустоты!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: