Дэвид Харви - Социальная справедливость и город

А что же насчет, казалось бы, прогрессивного предложения даровать права частной собственности сквоттерам, обеспечив их активами, которые позволили бы им покончить с бедностью? [31] Многими идеями я обязан работе Эрнандо де Сото «Загадка капитала. Почему капитализм торжествует на Западе и терпит поражение во всем остальном мире» (М.: Олимп-Бизнес, 2004); см. критический разбор в работе: Mitchell T. The Work of Economics: How a Discipline Makes Its World // Archives Européennes de Sociologie 46, no. 2 (August 2005): 297–320. — Прим. авт. Такая схема сейчас выдвигается для фавел [32] Фавелы — трущобы в городах Бразилии. — Прим. ред. в Рио, например. Проблема состоит в том, что бедные, отягощенные нестабильным доходом и часто финансовыми трудностями, могут с легкостью обменять эти активы на относительно небольшую сумму денег. Состоятельные граждане обычно отказываются продавать свои ценные активы за любые деньги, и именно поэтому Мозес мог занести топор мясника над бедным Бронксом, а не над состоятельной Парк-авеню. Долгосрочный эффект приватизации социального жилья при Маргарет Тэтчер в Британии заключался в том, чтобы создать такую рентную и ценовую структуру по всей лондонской метрополии, которая лишила бы низкодоходные и даже среднедоходные группы доступа к жилью где бы то ни было поблизости от центра. Я готов поспорить, что при сохранении нынешних тенденций на протяжении 15 лет все эти окрестные холмы в Рио, где сейчас располагаются фавелы, будут покрыты высотными кондоминиумами с прекрасными видами на идиллический залив, а бывшие жители фавел будут вытеснены на какую-то далекую периферию.

Урбанизация, как мы можем заключить, сыграла ключевую роль в освоении излишков каптала, все больше увеличивая свой географический масштаб, и ценой этого разворачивающегося процесса творческого разрушения стало лишение масс людей каких-либо прав на город. Планета как строительная площадка столкнулась с «планетой трущоб» (Davis, 2006). Время от времени это выливается в протесты, как это было в Париже в 1871 году или в США после убийства Мартина Лютера Кинга в 1968-м. Если, что представляется вероятным, налоговое бремя продолжит расти и до сего времени успешно развивающаяся неолиберальная, постмодернистская и потребительская фаза капиталистического освоения излишков капитала через урбанизацию подойдет к концу, вызвав обширный кризис, тогда возникает вопрос: где наш 1968 год или, еще более решительно, где наша Коммуна? Как и в случае с финансовой системой, ответить на этот вопрос будет неизбежно сложнее, именно потому что урбанизация сейчас идет в глобальном масштабе. Признаки протеста видны повсюду: в Китае и Индонезии постоянно возникают волнения, в Африке не прекращаются гражданские войны, Латинская Америка — в брожении. Любой из этих протестов может стать началом цепной реакции. Однако, в отличие от финансовой системы, городские и пригородные оппозиционные социальные движения, которых немало по всему миру, не очень-то связаны между собой; в действительности большинство просто не имеют контактов друг с другом. Но если бы они как-то объединились, то какие бы требования выдвинули?

Ответ на последний вопрос в принципе достаточно прост: больше демократического контроля над производством и размещением излишков капитала. Поскольку процесс урбанизации является основным каналом вложения излишков, установление демократического управления над городским развитием восстановит право на город. На протяжении всей капиталистической истории некоторая часть прибавочной стоимости облагалась налогами, и в социально-демократических фазах развития значительно увеличивалась часть излишков, находящихся в распоряжении государства. Неолиберальный проект последних тридцати лет был ориентирован на приватизацию этого контроля. Данные по всем странам, входящим в Организацию экономического сотрудничества и развития, показывают, что доля валовой продукции, принадлежащая государству, остается почти стабильной с 1970-х годов (OECD Factbook, 2008, 225). Основным достижением неолиберальной атаки, следовательно, было предотвращение увеличения государственной доли, как это происходило в 1960-х годах. Неолиберализм также создал новые системы управления, которые интегрировали государственные и корпоративные интересы, а применение власти денег обеспечило распределение излишков через государственный аппарат, отдав оформление процесса урбанизации на откуп корпоративному капиталу и высшим классам. Увеличение доли излишков в руках государства будет иметь позитивный эффект только в случае, если само государство будет поставлено обратно под демократический контроль.

Все чаще и чаще мы видим, что право на город служит частным или квазичастным интересам. В Нью-Йорк-сити, например, мэр-миллионер Майкл Блумберг перестраивает город в соответствии с пожеланиями девелоперов, людей с Уолл-стрит и транснационального класса капиталистов и рекламирует город как оптимальное место для дорогостоящего бизнеса и фантастическое направление для туризма. Он, по сути, превращает Манхэттен в одно огромное закрытое сообщество для богатых. В Мехико-сити Карлос Слим выложил улицы в центре брусчаткой, чтобы порадовать взгляд туриста. Но не только влиятельные персоны имеют такую непосредственную власть. В городе Нью-Хейвен с ограниченными ресурсами для городских реинвестиций есть Йель — один из богатейших университетов в мире, который перекраивает ткань города так, как ему удобно. Университет Джона Хопкинса делает то же самое с восточным Балтимором, а Колумбийский университет вынашивает планы перекроить часть Нью-Йорка, что породило движение сопротивления местных сообществ в обоих случаях. Право на город, как оно понимается сейчас, слишком эксклюзивно, даровано в большинстве случаев лишь немногочисленной политической и экономической элите, которая получает все больше и больше власти формировать города по своему желанию.

Каждый январь офис финансового инспектора по штату Нью-Йорк публикует оценку общего объема дивидендов, полученных на Уолл-стрит, за предыдущие 12 месяцев. В 2007 году, катастрофическом для финансовых рынков по всем пунктам, они составили 33,2 биллиона долларов — только на 2 % меньше, чем в предыдущем году. В середине лета 2007 года Федеральный резервный банк и Европейский центральный банк выделили краткосрочных кредитов на биллионы долларов на поддержку финансовой системы, а затем Федеральный банк резко снижал проценты по вкладам или вбрасывал огромные суммы для подержания ликвидности всякий раз, когда индекс Доу — Джонса грозил драматическим падением. В то же время около 2 миллионов человек стали или были под угрозой остаться бездомными из-за потери права выкупа залога. Многие районы или даже целые пригороды в США были покинуты, разграблены и заброшены благодаря хищническим практикам кредитования финансовых институтов. Этим людям бонусы были не положены. Действительно, поскольку потеря права выкупа означает прощение долга, что в США трактуется как доход, многие из выброшенных на улицу еще и оказались обязаны уплатить весомый подоходный налог на те средства, которыми они никогда не владели. Такая асимметрия не может быть истолкована иначе как масштабная форма классовой конфронтации. «Финансовая Катрина» (по аналогии с ураганом «Катрина». — Прим. пер .) продолжает охватывать все новые территории, угрожая (к радости девелоперов) опустошить все бедные кварталы на высокодоходных землях во многих центрах городов гораздо эффективнее и быстрее, чем можно было бы достичь, применяя право на отчуждение частной собственности.