Дэвид Харви - Социальная справедливость и город

Географическая модель циркуляции прибавочного продукта может, следовательно, пониматься исключительно как существующая в определенный момент процесса. И если в этот момент времени какие-то города занимают определенные позиции в системе циркуляции прибавочного продукта, то уже в следующий момент их позиции могут измениться. Урбанизм как общее явление стоит рассматривать не как историю отдельных городов, а как историю системы городов, внутри, между и вокруг которых циркулирует прибавочный продукт. Когда Флоренция начала терять свою значимость, стали подниматься Нюрнберг и Аугсбург, когда ситуация ухудшилась для Антверпена, в гору пошел Амстердам, а когда кончился расцвет Амстердама, на место главного арбитра в обращении прибавочного продукта вышел Лондон. Поэтому история отдельных городов может быть понята только в контексте обращения прибавочной стоимости в определенный момент истории внутри системы городов.

Маркс утверждал, что «в средние века… деревня как таковая является отправной точкой истории, дальнейшее развитие которой протекает затем в форме противоположности города и деревни» ( Маркс К., Энгельс Ф . Соч. Т. 46. С. 272). Это глубокая мысль. Феодальная экономика, доминировавшая в средневековой Северной Европе, состояла в основном из разбросанных в шахматном порядке самодостаточных и преимущественно аграрных экономик, в которых перераспределение происходило либо в самом поместье, либо на чуть более высоком уровне феодальных вотчин (Bloch, 1961). Немногочисленные высшие органы власти — главными из которых были церковь и Священная Римская империя — не особо внимательно контролировали эту крайне фрагментированную экономику. Прибавочный продукт на поддержку разных элементов сословного общества взимался как оброк (десятина), барщина или крепостной труд, а привилегиями наделялись обладатели земли (передаваемой по наследству) и статуса в церковной иерархии. Военный и идеологический контроль усиливали друг друга и служили единению общества. Городские центры, которые тогда уже появились, представляли собой в основном укрепления или религиозные центры; иногда церковь и крепость объединялись для усиления своего влияния. Но бо́льшая часть извлекаемого прибавочного продукта не концентрировалась в городах, а оставалась распыленной по поместьям.

Наряду с этими локальными перераспределительными феодальными экономиками существовала совсем другая географическая модель циркуляции прибавочного продукта. Эта модель была связана с торговлей с дальними странами и, вероятно, стояла особняком от местной перераспределительной системы бо́льшую часть Средневековья. Как пишет Поланьи, «рынки представляют собой институты, функционирующие главным образом не внутри данной экономики, а вне ее пределов» (Поланьи, 2002, 71). И при этом дальняя торговля трактуется большинством комментаторов как первичная функция средневекового города. Различие между циркуляцией прибавочного продукта в этой торговле и на локальном уровне четко отражало запутанные и неустоявшиеся отношения между представлениями сословного общества и нацеленной на получение прибыли торговой деятельностью. Если обратиться к доминирующим тогда представлениям о ценности в католическом и феодальном обществе, то торговля ради прибыли и извлечение преимуществ из дефицита предстанут аморальными и бесчеловечными. Господствующая этика сословного была антикапиталистической во многих отношениях (и лучшее доказательство тому — законодательное регулирование ростовщичества). Не то чтобы торговля презиралась сама по себе, но институты, деятельность и открыто проявляемые коммерческие инстинкты профессиональных торговцев определенно не встраивались в идеологические концепты феодального общества. Однако попытки организовать торговлю на непрофессиональной основе не увенчались успехом, и сословное общество было вынуждено сдаться профессиональному купечеству, которое в некоторых аспектах явно угрожало моральным устоям.

Таким образом, феодальное общество позволяло до некоторой степени развиваться торговле, а города, в которых процветала эта деятельность, попали под контроль и наблюдение. Этот контроль давал феодальному обществу возможность получать новые ценные источники доходов для своего поддержания (налоги, таможенные пошлины и т. п. были значимым источником процветания городов, а королевская казна и в Англии, и во Франции достаточно рано стала прочно зависеть от состояния дел в торговле и, следовательно, от процветания городов). Но по сути торговцы в средневековом обществе не были капиталистами. Большей частью они не пытались и не желали контролировать производство и труд, как не пытались и сменить социальную и экономическую систему, которая давала им неплохую прибыль на вложенный капитал и чьи социальные нормы они в целом поддерживали. Социальная и экономическая система феодального типа была крайне децентрализованной по своему характеру и поэтому создавала множественные местечковые экономики, что давало возможность с легкостью наживаться на разнице в спросе и предложении в разных местах. Невозможность создать интегрированную, объединяющую эти местные экономики, пространственную экономику более высокого уровня, что отчасти объясняется трудностями коммуникации, а отчасти — изъянами социальной организации, давала торговому капиталу прекрасную возможность эксплуатировать эту ситуацию и получать прибыль.

Торговый капитал, в противоположность промышленному капиталу, нуждается в разноуровневости экономического развития и на самом деле заинтересован в сохранении, а не в устранении этих различий. Маркс предполагает, что «…там, где преобладает купеческий капитал, господствуют устаревшие отношения. Это наблюдается даже в пределах одной и той же страны, где, например, чисто торговые города больше напоминают о прошлых отношениях, чем фабричные города… Тот закон, что самостоятельное развитие купеческого капитала стоит в обратном отношении к степени развития капиталистического производства, с особенной ясностью обнаруживается в истории посреднической торговли (carrying trade), например у венецианцев, генуэзцев и голландцев, следовательно, там, где главный барыш извлекается не из вывоза продуктов своей страны, а из посредничества при обмене продуктов таких обществ, которые еще не развились в торговом и вообще в экономическом отношении… Пока торговый капитал опосредствует обмен продуктов неразвитых стран, торговая прибыль не только представляется результатом обсчета и обмана, но по большей части и действительно из них происходит. Помимо того, что торговый капитал живет за счет разницы между ценами производства различных стран… купеческий капитал при прежних способах производства присваивает себе подавляющую долю прибавочного продукта, отчасти как посредник между обществами, производство которых в основном еще направлено на потребительную стоимость… отчасти потому, что при прежних способах производства главные владельцы прибавочного продукта, с которыми имеет дело купец, — рабовладелец, феодальный земельный собственник, государство… — представляют потребляющее богатство, которому расставляет сети купец…» ( Маркс К., Энгельс Ф . Соч. Т. 25 (ч. II). С. 360–363).