Дэвид Харви - Социальная справедливость и город

Представленные в таком свете торговый капитал и урбанизм, которому он дает толчок развития, должны рассматриваться как консервативная, а не революционная сила. Важнейшими аспектами консерватизма торгового капитала были предотвращение пространственной интеграции в производстве, установление монополий, с помощью которых правила торговли могут диктоваться производителям, возникновение «городского колониализма» в отношении окрестных сельских поселений (Dobb, 1947, 95). Он также представлял собой определенную угрозу феодальному порядку, которая была гораздо серьезнее, чем просто идеологическое расхождение. Маркс продолжает: «Развитие торговли и торгового капитала повсюду развивает производство в направлении меновой стоимости, увеличивает его размеры, делает его более разнообразным, придает ему космополитический характер, развивает деньги в мировые деньги. Поэтому торговля повсюду влияет более или менее разлагающим образом на те организации производства, которые она застает… Но как далеко заходит это разложение старого способа производства, это зависит прежде всего от его прочности и его внутреннего строя. И к чему ведет этот процесс разложения, т. е. какой новый способ производства становится на месте старого, — это зависит не от торговли, а от характера самого старого способа производства» ( Маркс К., Энгельс Ф . Соч. Т. 25 (ч. II). С. 364).

Антагонизм города и деревни, городского купца и сельского феодального порядка имел под собой реальные экономические основания. Кроме того, торговая деятельность стремилась ограничиваться удаленной торговлей, основанной на географическом принципе дополнительности, или торговлей предметами роскоши, доставляемыми из дальних стран (Postan, 1952). Очевидная в Северной Европе географическая фрагментация, соответственно, отчасти представляла собой ответ феодального порядка на возможные вторжения торговой деятельности, чем и было четкое географическое разграничение города и деревни. Поэтому кажется, что средневековые города будто бы были «нефеодальными островами в феодальном море» (Postan, 1952, 172; Pirenne, 1925), или, как предпочитает называть их Поланьи (Поланьи, 2002, 75), «застенками», внутри которых заключалась потенциально опасная деятельность торгового класса. Из этого, однако, не стоит делать вывода о том, что средневековые города были «совершенно чужеродными элементами» в феодальном обществе, поскольку весьма вероятно, что большинство городов «возникли по инициативе какого-либо феодального института или, в некотором роде, как элемент феодального общества» (Dobb, 1947, 78).

Взаимоотношение между сословным обществом и городской коммерцией и торговлей в Северной Европе часто было не вполне определенным. В некоторых случаях сословное общество горячо поддерживало коммерческую деятельность или позволяло торговле свободно процветать ради собственной выгоды. В других случаях сословное общество вступало в конфликт с коммерцией или делало вид, что совершенно игнорирует ее (а иногда так было на самом деле), истово вытесняя торговлю за городские стены и пытаясь сохранить внутри перераспределительное общество в почти что чистом виде. Феодальная вотчина часто соприкасалась с рынком. Каковы бы ни были конкретные взаимоотношения, тем не менее было понятно, что торговая деятельность городов должна регулироваться политическим сословным обществом. Изначально регулирование происходило на основе уставов, в которых фиксировалась правовая структура города, а жители наделялись правами и обязанностями, которые очевидным образом отличались от тех, что регулировали жизнь в феодальной экономике. Город, таким образом, воспринимался как форма территориальной корпорации. Эта корпорация была задумана с целью развития коммерции, но она также стремилась усилить монополистические преимущества по сравнению с другими городами, а также регулировать внутренние конфликты. Даже близко не давая торговцам свободы действий, территориальная корпорация регулировала, контролировала и направляла торговую деятельность таким образом, чтобы феодальный порядок мог продолжать свое существование. В целом купцы осознавали это и не шли на конфликт. Постан (Postan, 1952) и Трапп (Thrupp, 1948) отмечают, например, такую тенденцию: как только деятельные средневековые купцы накапливали достаточное количество богатств, они превращались в сельских помещиков или городских рантье, и Постан объясняет финансовый упадок наиболее богатых североевропейских городов XV века отчасти именно этим сценарием поведения купцов.

Ситуация с урбанизмом в Южной Европе существенно отличалась от ситуации на севере в некоторых важных аспектах. Перераспределительное общество подчиняло себе торговлю и коммерцию повсюду, но именно в Италии оно имело корпоративную структуру. Корпоративное государство здесь сочетало в себе элементы католицизма, феодализма и торгового капитализма и представляло собой весьма специфическую форму сословного общества. В итальянских городах-государствах сословное общество (структурированное в основном по критериям родства и наследуемых прав землевладения) поддерживало коммерцию и торговлю и даже пыталось выразить свои моральные и социальные нормы, а также присвоить прибавочный продукт, через торгово-коммерческую деятельность. Католическая церковь при случае принимала в ней прямое участие, и Ватикан неоднократно становился центром коммерческой активности. Власть и могущество, накопленные в институтах сословного общества (и здесь католическая церковь оказывала даже еще более значимую поддержку), использовались для легитимации торговли и коммерции, а также различных видов первоначального накопления путем пиратства и участия в войнах. Эта деятельность была направлена на перераспределение богатств, соответствовавшее социальной иерархии ориентированного на престиж сословного общества. И именно в этом обществе зародились некоторые капиталистические формы, хотя они и не привели к развитию капиталистического производства. Лопес пишет:

«Золотой век средневековой торговли (в Южной Европе) определенно демонстрирует многие характеристики, которые мы считаем типичными для капитализма. Когда мы просматриваем свидетельства с конца одиннадцатого до начала четырнадцатого века, мы не можем не заметить возрастающего сосредоточения капитала в денежном и товарном выражении; все более широкого использования кредита и тенденцию к постепенному отделению функций управления и от владения капиталом, и от ручного труда; постоянных попыток усовершенствовать методы ведения дел и конкуренции с другими предпринимателями в той же сфере; повышения важности торговых интересов до государственного уровня; и более всего — жажды наживы как ведущего мотива коммерческой деятельности» (Lopez, 1952, 320).