Руслан Баженов - Ампутация сознания, или Немного воска для ослиных ушей

«Манипуляция», как мы уже убедились, - непременный атрибут человеческого общества. В том, что Грамши исследовал ее закономерности, нет ничего страшного или рокового. И уж говорить, что СССР «развалили» «манипуляторы», пользуясь методом Грамши, – наивно. Это очень и очень поверхностная трактовка проблемы. Причины следует искать в первую очередь в ЭКОНОМИЧЕСКИХ корнях проблемы, в соотношении и расстановке классовых сил, в анализе политической системы, сложившейся в СССР, а не в деятельности группы гениальных манипуляторов. Впрочем, гибель СССР – отдельный разговор, и мы к нему еще вернемся немного позже.

Те примеры, которые приводит Кара-Мурза, когда говорит об эффективности рекламных технологий, весьма интересны и ярки, но почему бы не сказать и о том, что их сила со временем утрачивается. Вспомните о влиянии рекламы на массового потребителя в начале 90-х годов, когда она была в новинку, и сравните это с сегодняшним уровнем. Ее эффективность все время снижается, иначе продавцы не искали бы новых и новых методов рекламирования своего товара.

Вернемся к авторскому тексту. Кара-Мурза утверждает:

В Новое время, в новом обществе Запада естественный язык стал заменяться искусственным, специально создаваемым. Тепеpь слова стали pациональными, они были очищены от множества уходящих в глубь веков смыслов. Они потеpяли святость и ценность (пpиобpетя взамен цену). Это был разрыв во всей истории человечества. Ведь раньше язык, как выразился Хайдеггер, «был самой священной из всех ценностей». Когда вместо силы главным средством власти стала манипуляция сознанием, власть имущим понадобилась полная свобода слова - превращение слова в безличный, неодухотворенный инструмент.

«Какие ваши доказательства?» - хочется воскликнуть вместе с отрицательным персонажем из фильма «Красная Жара». Что такое естественный язык? В чем заключается его естественность? Почему специально создавался искусственный, кем, с какой злой волей? Может быть, расширение наших знаний об окружающем мире потребовало введения новых слов? Нет, оказывается нарочно, на голом месте, кто-то создавал «антиязык», лишал старые слова их святости и ценности…

Что тут можно сказать. Десакрализация слова, лишение его так называемой «святости» - глубоко естественный процесс, который сопутствует всей истории человечества, и не является признаком исключительно нашего времени. Слово перестает заслонять то содержание, которое за ним скрывается, оно начинает СЛУЖИТЬ, исполнять чисто техническую роль, а не быть «самовитым», «самоценным».

Для нас свято слово «Родина», нам, что теперь надо бежать записываться в партию «Родина»? Что плохого в том, что мы воспринимаем слово как всего лишь единицу, служащую для переноса информации? Как раз таки «святость» слова удобна «манипуляторам», которых так не любит Сергей Георгиевич. За «святостью» легко прозевать истинный смысл, легко проглотить пилюлю лжи в знакомой обертке знакомого слова.

У автора очень странное понимание свободы слова, как превращение слова в безличный и неодухотворенный инструмент. А если эту свободу похерить, и писать только то, что считают нужным представители власти, то оно сразу станет «одухотворенным и личным»? Очень сомнительно.

Превращение языка в орудие господства положило начало и процессу разрушения языка в современном обществе.

А в Средние века или во времена Римской империи, наверное, слово не было орудием господства. Ко всему принуждали исключительно насилием и не давали рабам или крепостным крестьянам никакого объяснения их положения (что оно от Бога и т.д.). Как можно так несерьезно относиться к своим словам? Как можно искать и находить «Золотой Век» в прошлом, и строить там свои утопии? Там и «манипуляции» ужасной не было, и язык был свят, и «тиран мог подобреть и смягчиться». А тут у нас такой кошмар: вокруг манипуляторы, проклятая свобода слова на голову свалилась, и язык разрушился. На каком же языке написана «Манипуляция сознанием»? Почему ее сегодня напечатали?

Что же мы видим в обществе современном, гражданском? Вот формула, которую дал Андре Жид (вслед за Эрнестом Ренаном): «Чтобы иметь возможность свободно мыслить, надо иметь гарантию, что написанное не будет иметь последствий». Таким образом, вслед за знанием слово становится абсолютно автономным по отношению к морали [2] Современный католический философ Ж.Маритен, говоря о соблазне «чисто артистической морали», приводил пример: «В одно и то же время Жид с искренностью писал две маленькие книжечки - в одной из них он выражал преданнейшую любовь к Евангелию, в другой - проповедовал гомосексуализм». Сам Жид называл мораль «подчиненной дисциплиной Эстетики». .

Не будем спорить о сути высказывания Андре Жида, попробуем поговорить о его интерпретации Кара-Мурзой. Автор, видимо, считает, что мораль вытекает из боязни наказания, а это очень спорное утверждения. Таким образом, человек, который не говорит то, что он думает (так как его могут за это наказать), является не лицемером и трусом, а человеком высокоморальным, сознающим, что он несет ответственность за свои слова. Все не так просто. Моральные установки дают человеку возможность САМОСТОЯТЕЛЬНО осознавать последствия, которые могут повлечь за собой его слова. В идеале содержание произносимых им слов не должно зависеть от угрозы наказания. Это, конечно же, только в идеале, а в реальности общество и государство в той или иной степени регулирует «свободу слова» и должны ее регулировать. Но… смотря в каких областях и какими способами.

Что же предлагает Кара-Мурза? Ограничить свободу слова? А почему для других, а не для него? Почему сегодня современная капиталистическая Россия не ограничивает свободу слова автора рассматриваемой нами книги? Почему это плохо?

Кара-Мурза:

Как создавался «правильный» язык Запада? Из науки в идеологию, а затем и в обыденный язык пеpешли в огpомном количестве слова-«амебы», пpозpачные, не связанные с контекстом pеальной жизни. Они настолько не связаны с конкретной реальностью, что могут быть вставлены практически в любой контекст, сфера их применимости исключительно широка (возьмите, например, слово прогресс). Это слова, как бы не имеющие корней, не связанные с вещами (миром). Они делятся и pазмножаются, не пpивлекая к себе внимания, - и пожирают старые слова. Они кажутся никак не связанными между собой, но это обманчивое впечатление. Они связаны, как поплавки рыболовной сети - связи и сети не видно, но она ловит, запутывает наше представление о мире.

Против чего обращает свой гнев автор? Против обогащения языка? Естественно, что с развитием науки, с обогащением нашего представления о мире в язык приходят новые слова. И если они не обозначают конкретную вещь, это еще не значит, что без них можно обойтись. Автор зовет нас «назад в пещеры»? Трудно, конечно, в это поверить, но получается, что так. Вот, например, он обрушивается на слово «прогресс», называет его «словом-амёбой». А сам его употребляет здесь: