Руслан Баженов - Ампутация сознания, или Немного воска для ослиных ушей

И слова автора:

Наше сознание не может освободиться, пока мы не сбросим наваждение этого театра. Пока наш рассудок не поставит под контроль воображение, которое рисует нам скрывающийся за маской образ могучей и вездесущей власти. За масками - алчные, но испуганные посредственности.

Относятся к практически всем историческим эпохам (за небольшим исключением), а не только к современности.

Особенностью политической жизни конца ХХ века стало освоение политиками и даже учеными уголовного мышления в его крайнем выражении «беспредела» - мышления с полным нарушением и смешением всех норм. Всего за несколько последних лет мы видели заговоры и интриги немыслимой конфигурации, многослойные и «отрицающие» друг друга.

А когда, по мнению автора, было иначе? Если поглубже вникнуть в политическую жизнь античных государств, например Афин, противостояния этого полиса со Спартой, то перед нами предстанет точно такой же клубок «заговоров и интриг немыслимой конфигурации, многослойных и «отрицающих» друг друга». Попробуйте разобраться в биографии одного Алкивиада, который умудрялся со всей своей энергией, талантом и честолюбием, участвовать в войне (на первых ролях!), как на стороне Афин, так и на стороне Спарты, успевая при этом еще и снискать расположение персов.

Все это вместе означало переход в новую эру - постмодерн, с совершенно новыми, непривычными нам этическими и эстетическими нормами. Что это означает в политической тактике? Прежде всего, постоянные разрывы непрерывности. Действия с огромным «перебором», которых никак не ожидаешь. Человек не может воспринимать их как реальность и потому не может на них действенно реагировать - он парализован. Так, отброшен принцип со-измеримости «наказания и преступления». Пример - чудовищные бомбардировки Ирака, вовсе не нужные для освобождения Кувейта (не говоря уж о ракетном ударе по Багдаду в 1993 г.). Аналогичным актом был танковый расстрел Дома Советов. Ведь никто тогда и подумать не мог, что устроят такую бойню в Москве. Следом - разрушение в 1995 г. Грозного, с военной точки зрения бессмысленное. Затем - бомбежки Югославии.

Интересно, а «Варфоломеевская ночь» не была действием «с огромным перебором»? А массовое уничтожение китайцами джунгар, когда за какие-то недели были уничтожены миллионы людей, фактически целый народ? А как насчет костров инквизиции? А публичные казни, которые еще сравнительно недавно (200-300 лет назад) проводились в центре Москвы? А жесточайшие подавления крестьянских бунтов практически всеми правительствами, во все эпохи? Если верить автору, то приходится признать что «эпоха постмодерна» началась эдак, за 10 тыс. лет до нашей эры, а может и того ранее.

Другое дело, что современный человек часто воспринимает все это значительно болезненнее, у него сформировалось преимущественное представление о безопасности окружающей среды, о невозможности ТАКОЙ жестокости в ЕГО мире. В какой-нибудь африканской стране, в которой уже десятки лет идет гражданская война, жестокость прочно входит в обиход и мало кого шокирует. Человек же «цивилизованных стран» бывает потрясен, когда на его глазах полицейские избивают дубинками студента. Он называет это нечеловеческой жестокостью (и это совсем неплохо. Только не надо забывать про то, что в других местах земного шара происходят вещи намного более страшные).

Бомбардировки Югославии произвели большое впечатление на нас именно потому, что мы подвластны ложному чувству безопасности («наш общий уютный европейский дом»). Ну, конечно, сыграл свою роль сам факт агрессии США. А вот если обратить внимание на такую «незаметную вещь», как африканские гражданские войны, то выяснятся по-настоящему страшные вещи. Согласно докладу ООН The Millennium Development Goals Report 2005, в африканских войнах только в 1994-2003 годах погибли 9 млн. 210 тыс. человек.

Конечно, меньше, чем потери СССР в Великой Отечественной, но ведь это все происходит не полвека назад, не при Гитлере, а сейчас, в наши дни.

Физическое насилие, войны и разрушение вступают в конфликт с теми принципами, которые постулируются «цивилизованными» странами. И их несоблюдение вызывает крайне болезненную реакцию. Но фишка заключается совсем не в «спектакле», который нарочно «разыгрывается» искусными «манипуляторами» (хотя и этот элемент возможен), а именно в ВОСПРИЯТИИ современным человеком насилия.

Случаи массового, из ряда вон выходящего насилия характерны тем, что они поражают и возмущают МАССЫ. Но стоит вспомнить, что такое же, если не большее воздействие на отдельного человека оказывают случаи индивидуального насилия, направленные лично на него или на его близких. У человека переворачивается его представление о мире, сформированное уютной защитной оболочкой «цивилизации».

Конечно, такие особенности восприятия учитываются при формировании общественного мнения. Особенно факт гибели кого-то, который раздувается до невероятных масштабов (часто, впрочем, вполне искренне). И это автором подмечено совершенно верно. Только суть заключается совсем не в «постмодернистском разрыве», между «деянием» и «наказанием». Кстати, схожие особенности восприятия были присущи не только современному человеку, но и другим обществам в самые разные исторические периоды. Недаром, одними из страшнейших психологических потрясений для целых народов были гражданские (да и обычные) войны, убийства близких, насилия над ними самими и т.д.

Не стоит приписывать это ощущение всеобщего «спектакля» исключительно современному обществу. Это свойство человеческой психики и проявляется сегодня оно так остро из-за довольно высокого уровня жизни в «цивилизованных» странах, сравнительно низкого уровня преступности, развитой культуры, постулирования «священной ценности» отдельно взятой человеческой жизни. Разрыв между иллюзией «обыденной, спокойной» жизни и реальностью «экстраординарного» насилия и вызывает этот эффект, который автор воспринимает как «спектакль». Особенно тяжело воспринимать этот факт после жизни в более безопасном в плане преступности (по сравнению, например, с США) СССР.

В параграфе «Манипуляция и воздействие на память» в очередной раз автор приписывает бедному 20-му веку то, что было свойственно ВСЕЙ истории человечества. Основная его мысль заключается в том, что именно «манипуляция», как «открытие» буржуазного общества, стала включать в себя искажение исторических фактов в политических целях. Вот, например:

Йохан Хейзинга (1872-1945) говорил, что в ХХ веке история стала «орудием лжи на уровне государственной политики», и никакая восточная деспотия древности в своих фантастических «свидетельствах» не доходила до такой манипуляции историей. В 1995 г. по Европе с триумфом прошел фильм английского режиссера Кена Лоуча (Ken Loach) «Земля и воля», прославляющий дела троцкистов в годы гражданской войны в Испании. На презентации этого чисто идеологического фильма в Мадриде К. Лоуч выразился удивительно откровенно: «Важно, чтобы история писалась нами, потому что тот, кто пишет историю, контролирует настоящее».