Руслан Баженов - Ампутация сознания, или Немного воска для ослиных ушей

Здесь стоит отметить то, что продукты гораздо быстрее залеживаются и выбрасываются именно при отсутствии холодильника. И к тому же главным плюсом холодильника является именно возможность запастись скоропортящимися продуктами и не ходить каждый день в магазин. А еще можно готовить «впрок», сразу много (храня избыток в холодильнике), тратя меньше времени на приготовление пищи. И к тому же не обременять себя расчетами при готовке – как сделать ровно столько, сколько съешь, чтобы потом не выбрасывать несъеденное. А холодное пиво или лед для шампанского?

При чем тут страх перед холодной войной – непонятно. И в СССР покупали холодильники, ну и что? Вместо того, чтобы воспользоваться им же рекламируемым «здравым смыслом» и проверить «анализ специалистов», автор хватается за парадоксальный и яркий «факт» и преподносит его читателю. Что, конечно же, не есть хорошо.

А дальше начинается та же самая авторская песня об «особой роли» России, об особом мышлении, об отсутствии у русских страха перед смертью. Доказательства уже вполне знакомые: пара пословиц-поговорок и мнения Бердяева, Федорова и Розанова. Все, «истина» установлена. То, что страх перед смертью является составной частью психики практически любой человеческой личности, вне зависимости от типа культуры, не играет роли. Танки грязи не боятся. А о Западе вообще одна цитата:

Й.Хейзинга в главе о европейском восприятии смерти в позднее Средневековье подчеркивает, что в нем совершенно отсутствуют лирические мотивы и теплые нотки - лишь высокий и чистый ужас.

Это совершенно несерьезно. Проблема огромная, одному только изучению этого вопроса надо посвятить массу времени и сил. Необходимо быть превосходным знатоком и русской, и, так называемой, «западной» культуры, привести множество фактов, проанализировать народное творчество и т.д. И только тогда можно делать ОСТОРОЖНЫЙ вывод о преимущественности чего-то в какой-то культуре (хотя и в таком случае делать какие-то ПОЛИТИЧЕСКИЕ выводы из этого ПРЕСТУПНО). Нельзя так несерьезно, походя, выступать с такими заявлениями. Объять необъятное. Вот сейчас, сходу, никуда не заглядывая, можно привести еще большее количество пословиц-поговорок, сказок, отрывков из художественных произведений, которые будут говорить совершенно об обратном. И это тоже ничего не будет доказывать. Чтобы не быть голословным, ну вспомните хотя бы рассуждения о смерти героев Достоевского (Свидригайлов о «бане с пауками»), вспомните Леонида Андреева с его «умением» бояться смерти, Гоголя, страх перед возможностью заражения у Маяковского и т.д. «Не до жиру – быть бы живу», «Утопающий и за соломинку хватается».

И при этом вспомните западное средневековое же рыцарство, трубадуров с их романтизацией смерти, подвига. А уж если фашизм являлся «крайним выражением параноидального страха», откуда же культ смерти эсэсовцев, о которых сам автор говорит ранее, как о «нечеловечески храброй армии» (что, кстати, опять-таки ничем не доказывает)?

Если Сергей Георгиевич хотел польстить русским, приписав им отсутствие страха смерти – то это весьма сомнительный комплимент. Доблесть заключает не в отсутствии страха как факта (так храбр может быть умалишенный), а именно в его ПРЕОДОЛЕНИИ. И нет ничего постыдного для человека в том, что он боится смерти, это как раз таки нормально. Важно, чтобы этот страх не подавил человека КАК ЛИЧНОСТЬ, не заставил его отказаться от своих принципов, чтобы в нужный момент он СМОГ пожертвовать жизнью, НЕСМОТРЯ на страх.

Этот параграф, несомненно, является довольно интересным. Только все-таки, рассматривая проблему терроризма, следовало бы подчеркнуть для читателя отличие современного терроризма от индивидуального террора. Абсолютно неправильным является, когда в одну кучу смешиваются фанатики, взрывающие массу ни в чем не повинных людей, и деятели из, например, почти современной РАФ, устраняющие конкретные политические фигуры (часто бывших фашистов, занявших высокие посты в ФРГ), которым они выдвигали соответствующие обвинения (хотя иногда они убивали случайных американских солдат и полицейских). Можно было бы сделать краткий экскурс в историю русского терроризма, в частности «Народной воли».

Пользуясь теорией вероятности, Кара-Мурза убедительно доказывает, что риск погибнуть от рук террористов намного ниже, нежели риск погибнуть при автокатастрофе. Но потом делает не совсем верный вывод:

Почему же мы не боимся ездить на машине, но боимся террористов? Прежде всего потому, что сильные мира сего не заинтересованы в том, чтобы мы боялись автомобиля. Поэтому их телевидение не показывает нам с утра до ночи изуродованные трупы жертв автокатастроф.

Да, есть такой момент переключения социального напряжения на страх перед терроризмом. Но не только он имеет значение, дело глубже. В автокатастрофе человек часто погибает по СВОЕЙ вине. Или он неаккуратно водит машину, или перешел дорогу в неположенном месте, или еще как-то нарушил правила. В любом случае он ПОГИБАЕТ. Его не УБИВАЮТ НАРОЧНО. А ведь это очень важно. Представьте, что вас высадили в тайге, до ближайшего жилья – сотни километров. Думаю, вы не так уж сильно испугаетесь перспективы погибнуть от голода, холода или от жажды. Но представьте, что где-то по этому лесу бродит голодный зверь или кровожадный маньяк и вы об этом узнали. Пусть даже шансы встретить его будут невелики, меньше, чем вероятность погибнуть от неумения выживать в тайге, но страх-то будет намного больше. Человек меньше боится смерти от собственной неосторожности, неловкости, голода, холода и пр., чем угрозы гибели от прямого, направленного на него насилия.

Терроризм создает ужас именно возможностью НАСИЛЬСТВЕННОЙ смерти, НЕЗАВИСИМОЙ от ваших действий. Вас могут взорвать в доме, в метро, на рынке, на работе. Риск автомобильной катастрофы вы можете, в принципе, свести к минимуму. А риск теракта? Практически – нет.

То же самое со страхом авиаперелетов. Хотя самолёт безопаснее автомобиля, но люди его боятся намного больше. И в этом виноваты не только СМИ. Опять же налицо НЕВОЗМОЖНОСТЬ предотвратить опасность, невозможность «в случае чего» что-то сделать, чтобы спастись. И сознание почти стопроцентной вероятности гибели при катастрофе на большой высоте.

Кстати, автокатастрофы довольно часто показывают вместе с жертвами по телевидению, чаще, чем, например, авиакатастрофы и теракты. Но меньше масштаб, меньше интерес, событие рядовое, из разряда «со мной такое не случится». А теракты часто становятся «темой недели» просто потому, что это крупное, «жареное» событие, это вызов и обращение сразу ко ВСЕМУ обществу. СМИ, например, не меньше времени посвящают крупным авиакатастрофам, ну и что? Это сделано, потому что «сильные мира сего заинтересованы» в том, чтобы мы боялись самолетов?