Руслан Баженов - Ампутация сознания, или Немного воска для ослиных ушей

«Итак, председатель райсовета и Мерлин отправились в путь и приехали к пасечнику, герою труда сэру Отшельниченско, который был добрым рыцарем и знатным медосборцем».

Братья Стругацкие, «Понедельник начинается в субботу»

Но… мы отвлеклись от автора, который утверждает, что «большевики воссоздали сословия». Думаю, читателю теперь не составит труда разобраться, почему это утверждение неверно. Как и совершенно дикая авторская трактовка «преодоления стихии Советов»:

Стихия Советов была приведена в дееспособную систему благодаря двум гениальным открытиям. Первое из них - «партия нового типа», которая представляла собой постоянно действующий поместный собор и рыцарский орден одновременно. Второе - «номенклатура», учрежденная в 1923 г., которая соединяла в масштабе страны кадры управления в единую подчиненную центральной власти систему. Это были сословия нового типа, но сословия. В героический период они заполнялись новыми, свежими кадрами, так что поддерживалась высокая социальная мобильность и замкнутость этих сословий не ощущалась. Но затем произошло то, что М.Вебер называет «институционализацией харизмы» - героические «рыцарские» сословия устоялись и обустроились. Таким мы и помним советское общество 80-х годов.

Какой «поместный собор»?! Какой «рыцарский орден»?! Этот абзац критиковать невозможно, потому что его первая половина является вольной авторской фантазией, ничем не подкрепленной. Причем фантазией вторичной. В декабре 1919 года на 7-ом Всероссийском съезде Советов Л. Троцкий говорил:

В лице наших комиссаров… мы получили новый коммунистический орден самураев, который – без кастовых привилегий – умеет умирать и учит других умирать за дело рабочего класса.

Но такие яркие ораторские отступления никогда не претендовали на то, чтобы войти в теоретический базис, объясняющий природу Советской власти. Это только красивая метафора, посвященная подвигам большевиков на полях Гражданской, а для анализа многолетней и устойчивой системы власти СССР необходимо копать много глубже, не увлекаясь поверхностным сходством.

О сословиях и об их основных признаках мы уже писали ранее. Пусть произошла «институционализация харизмы», хорошо. Но произошла она только потому, что «прошли героические времена»? Только потому, что исчезла высокая социальная мобильность? Нет, не совсем так. Сменяемость партийных кадров существовала и в 70-ых и в 80-ых годах: члены партии имеют свойство умирать и от естественных причин, не только во время войны. Но та роль, которую играла партия в системе общественного распределения, НЕИЗБЕЖНО привлекала в нее (а чем дальше, тем больше) карьеристов, стяжателей, хапуг и т.д.

Эта роль и жесткая недемократическая ее структура с ее обязательным лицемерием неизбежно ПРЕВРАЩАЛА часть ее членов в карьеристов, стяжателей и хапуг. Но не стоит это связывать исключительно с «концом героических времен» (как любят делать некоторые любители «сталинского периода»). Конечно, политрук, поднимающий солдат в атаку во время ВОВ – это не замполит 80-ых. Но надо учитывать, что на момент начала ВОВ прошло еще не так уж много времени с установления советской власти, что освободительная война вызвала громадный подъем энтузиазма, что в условиях опасности жесткое политическое руководство партии играло и ПОЛОЖИТЕЛЬНУЮ роль, что в условиях ограниченных ресурсов урвать при распределении что-нибудь существенное довольно сложно, что само это распределение лучше контролировалось.

Но также глупо полагать, что в «героический» период не существовало воров, хапуг, карьеристов, «тыловых вшей» и т.д. Хотя приток их был меньше, нежели в «негероическое время» из-за той ответственности и опасности, которую налагало членство в партии. Сходный период был во время Гражданской войны, в эпоху строжайшего «военного коммунизма».

Опасность проходит (и хорошо, что проходит!), и начинается мирное строительство, при котором уже неизбежно даёт сбой КЛАССОВАЯ система распределения, существовавшая в СССР. «Героическое время» искусственно не создашь, и задача будущей революции - реализовать новую систему, которая будет опираться на опыт прошлого, а не восстанавливать старое со всеми его недостатками и ошибками.

Дальнейшее «сословное объяснение» автором причин крушения СССР не выдерживает никакой критики. Можно только отметить, что он мимоходом записал в отдельное сословие «революционеров». Видимо, они тоже имели «особые права», которые передавались по наследству…

Наследуемый характер прав и привилегий развращает высшие сословия, происходит дегенерация элиты. Войны и потрясения замедляют этот процесс, взбадривают элиту, а в благополучное время вырождение ускоряется. Выродившееся «дворянство» вызывает у народа уже не просто вражду, а омерзение. «Дворянство» же платит народу ненавистью и склоняется к национальной измене. В начале века дворянство, составлявшее 1% населения, владело половиной пахотной земли, отнимало за аренду у крестьян половину урожая и прожирало эти деньги в Париже или проигрывало в Монако. Кончилось тем, что аристократы по уговору с Западом свергли царя, а офицеры-дворяне кинулись служить Западу в «белой армии» (полезно перечитать «Белую гвардию» М.Булгакова и вдуматься, кому служили нежнейшие Турбины).

Ну вот, сам автор пишет про НАСЛЕДУЕМЫЕ ПРАВА И ПРИВИЛЕГИИ. И при этом продолжает утверждать, что в СССР была возрождена сословность. Странно очень. Вроде человек знает, что 2+2=4. Знает что 4+2=6. Зато утверждает, что 6+2=18,5. Почему? Непонятно…

Сергей Георгиевич пишет, что офицеры-дворяне кинулись служить в белой армии. Ну, хорошо, кинулись, причина-то ясна, кому поместьев не жалко (явная защита классовых интересов, экономические причины). Почему тогда в другой своей работе о Гражданской войне в России Кара-Мурза утверждает, что офицерство разделилось между белыми и красными примерно поровну, и что выбор был «цивилизационный» (ни в коем случае не классовый или сословный!)?

Дальнейшие изыскания автора также запутаны и противоречивы. Автор пытается опровергнуть «вульгарных марксистов», пользуясь неверными, вторичными определениями сословий и классов. Обо всем этом мы уже говорили ранее. Отметим только несколько моментов: оказывается «разумная критика» душилась не при Сталине, а после него, оказывается народ может «не принять классового деления» (что-то вроде, человек протестует против того, что у него есть вес, «не принимает его»).

О будущем автор призывает рассуждать «спокойно и рассудительно». И тут же демонстрирует один из примеров этой рассудительности:

Сложность в том, что мы не знаем, как выйти из этого заколдованного круга: реформа провалилась, и наше общество не раскололось на классы.