Марсель Мосс - Социальные функции священного

разные категории демонов: ся, ван и т. д. Потом люди задались вопросом, какова природа этих демонов, но так и не решили окончательно. Их помещали среди существ смешанного происхождения. В одном очень древнем заклинании одного императора их называют не гуй, а шэпь гущ это ясно показывает, что это выражение имело тогда неустойчивое и неопределенное значение. Духи гор, сл, которые никогда не были людьми, которые ни одна сказка не отождествляет с привидениями, также были шэпь гуй. Лишь вследствие философского процесса, более или менее народного, они становятся просто гуй. Наконец, именно искусство, наделяя их человеческими чертами, делает из них бывших людей, низведенных до состояния гуй.

Вредоносные духи бесчисленны и вездесущи. Одни являются эманациями, душами, существами, которые являются людям, которые повторяют природу и ее творения. Это демоны горы, пустыни, леса. Любопытно, что они не самые частые причины кошмара; скорее эту роль играют духи растений и неживых вещей. Большинство имеют вид животных, но они не обязательно должны представать только в таком образе. Духи гор имеют только одну ногу и облик коз или собак; они могут также, по-видимому, принимать иногда, как бы в противоположность оборотням, человеческие формы, более или менее ужасные, колоссальные, чудовищные, расплывчатые, гротескные. Духи вод имеют, естественно, змеевидные формы; духи деревьев могут отличаться по форме от своих пристанищ, а могут быть похожими на них. Статуи, естественно, одушевлены, как и другие вещи, которые даже не имеют внешних признаков живого существа, как метла, поленья, и которые являются демонами.

Но самыми важными и самыми многочисленными являются демоны-животные: тигры, волки, собаки, лисицы и др., а также рептилии, птицы, рыбы. Естественно, присутствие демона-животного часто связывается с историей смерти человека; дух умершего благодаря животным формам, которыми обладала человеческая душа, благодаря имеющейся у нее способности вселяться в тело животного превращается посредством неуловимых изменений в животное-демона, который овладевает телом, живым или мертвым. Но большую часть времени именно демон в образах животных является людям, преследует их, овладевает ими и этим губит их.

Остаются демоны человеческого происхождения, которые сохранили человеческие формы. Это, прежде всего, духи умерших, над которыми еще не была совершена или еще не закончена погребальная служба; это призраки самоубийц, скелеты, черепа, ставшие демонами; наконец, это вампиры. Согласно де Грооту, представления о вампирах появились в Китае лишь недавно, может быть, вслед за поветриями такого рода в Европе — факт вероятный и сам по себе довольно интересный. Но мы не очень хорошо понимаем, почему автор так четко различает вампиров и призраков-некрофагов и почему он их не связывает с другими типами привидений, уже изученными так или иначе в связи с погребальным ритуалом, и, наконец, почему он отделяет последних от других демонов человеческого происхождения, как, например, от духов самоубийц. Впрочем, по нашему мнению, списки де Гроота, какими бы длинными они ни были, не исчерпывают всего того, что могло бы быть в них включено. Инкубы и суккубы, духи ветра и воздуха, блуждающие души, ускользнувшие от спящих живых, духи болезни (которые де Гроот изучает лишь в связи с повальными эпидемиями и паникой, которую они вызывают) не попали в его классификации, но, возможно, мы их найдем в следующей книге.

Вторая часть этого тома посвящена колдовству, или, точнее, черной магии, той, которая заключается в наведении порчи и применении запретных средств. Здесь еще более проявляется недостаток способа изложения де Гроота, который заключается в создании исторического очерка скорее на основе художественной литературы, чем на основе фактов. Непонятно, почему Китай, который имеет по всем предметам богатую письменную традицию, не дал де Грооту ни одного руководства по черной магии. Конечно, так как эдикты и законы строго запрещают печатать или распространять какие-либо сочинения по черной магии, мы понимаем, что было бы трудно их обнаружить. Но мало вероятно, что такой важный институт, как колдовство, не оставил других следов, кроме анекдотов, рассказов о судебных процессах и различных событиях, сказок. Использование зловредных демонов, использование существ, которые неправедным образом делают человека богатым (например, золотой гусеницы, магической сороконожки), насылание чар (которое не стоило бы путать с приемами магического умерщвления с целью приобретения зародыша-духа-храни- теля), известные случаи использования гуй, которые вызвали в период царствования первых исторических династий столько судебных процессов и паники, наверняка, были описаны в своих руководствах. Последние передавались, по крайней мере, устно или в тайных рукописях, или в текстах, непонятных для толпы, но ясных посвященным. Глядя на документы, которые нам открывает де Гроот, мы видим лишь некий эффект, воздействие, которое черная магия оказывала на народное воображение и, частично, на закон. Этот эффект состоит в ярко выраженном отношении неприятия. Власти и мораль решительно противодействовали черной магии, которая считалась пагубным образом действия, нарушением закона, правил, установленных для людей и вещей, Дао. Но мы хотели бы знать приемы, к которым она прибегает. Что представляют собой обряды, исполнители [1119](часто даосские монахи), формулы, используемые предметы? Это мы можем узнать только из текстов. Так, очевидно, что магия гу не заключалась только в использовании хищного насекомого, но предполагала также кукол- двойников и использование пищи объекта колдовства. Но, может быть, де Гроот вернется к этим вопросам, когда будет рассматривать даосизм.

Обилие документов, собранных автором в силу самого его метода, обладает хотя бы тем преимуществом, что оно даст богатый материал для наблюдения тем, кто будет изучать любопытные связи психических феноменов (прежде всего, феномена сна) с некоторыми социальными феноменами, типа веры в духов и т. д. Мы достаточно четко увидим, каким образом коллективное воображение подчиняет себе индивидуальные факты (эпилептические припадки, кошмары, скатофагическая

мания, галлюцинации и т. д.), поднимая их до уровня мифологических тем. Мы найдем также любопытные рассказы о массовом внушении, панике, армиях духов, отрезанных хвостах, вампирах, случаях применения гу, эпидемиях самоубийств вместе с курьезным мифологическим истолкованием последних.

Отметим, наконец, текст, который устанавливает связь между «пятью видами гу, пятью нотами гаммы и названиями кланов». Мы не смели надеяться найти когда-либо подобное соотношение между древней организацией кланов и системой классификации, которую мы изучали. Правда, текст относится к эпохе Мин, следовательно, более поздний по времени, и здесь преобладает мифологическая арифметика.