Макс Вебер - Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. Tом II Общности

В первом из этих случаев в западном Средневековье часто использовалась форма общности имущества, в последнем — общности управления (муж управляет и пользуется имуществом жены), тогда как в феодальных слоях стремление не выпустить земельные владения из рук семьи породило — в типичном виде в Англии — так называемый витумный брак(обеспечение вдовы рентой с землевладения). В остальном же играют роль самые разнообразные факторы. Римская и английская аристократии обнаруживают некоторое сходство в своих социальных обстоятельствах. Но в римской Античности благодаря существованию расторгаемого в любой момент «свободного» брака возникла полная хозяйственная и личная эмансипация замужней женщины, купленная ценой полной необеспеченности ее как вдовы и полной бесправности как матери в силу безграничной власти отца над ее детьми, тогда как в Англии замужняя женщина пребывала в экономическом и личном coverture 54 , что, однако, целиком уничтожало ее как правовую личность, и это в условиях почти полной нерасторжимости с ее стороны феодального витумного брака. Различия могли быть обусловлены более городским характером римской знатии влиянием христианских патриархальных взглядов на брак в Англии. Продолжавшему существовать феодальному брачному праву Англии и мелкобуржуазному, мотивированному милитаристскими интересами благодаря личному влиянию его создателя брачному праву Франции (входящему в Code Napoléon 55) противостояли правовые системы бюрократических стран (Австрии и особенно России), в значительной мере сгладившие дифференциации по полу в имущественном праве супругов, причем это сглаживание дальше всего заходило там, где сильнее подавлялся милитаризм руководящих классов. В остальном же имущественная структура брака в условиях развитого товарного обмена была сильно обусловлена потребностью в защите кредиторов. Крайне пестрые отдельные результаты этих влияний к нашей теме не относятся.

Возникший в интересах женщины законный брак при этом вовсе не обязательно сразу приводит к господству моногамии. Жена, обладающая привилегией в смысле наследственного права своих детей, может (как это происходило на Востоке, в Египте и большинстве азиатских культур) быть просто «главной женой» наряду с другими женами. Само собой разумеется, и в такой форме («полуполигамии») полигамия есть привилегия имущих, ибо владение многими женщинами, выгодное в земледелии, где преобладает женский труд, особенно в ткачестве (что отмечено уже в Талмуде), и считающееся у кафрских вождей удачным вложением капитала, все же предполагает наличие у мужчины средств на покупку этих женщин. В отношениях, где преобладает мужской труд, и в социальных слоях, где женщины предаются занятию, считающемуся недостойным свободного человека, только как любительницы либо из потребности в роскоши, дороговизна полигамии сама по себе делает ее невозможной для людей среднего достатка. Моногамия как институт была введена сначала у эллинов (но в княжеских слоях даже в период диадоховбыла еще неустойчивой) и у римлян в эпоху перехода к господству городского патрициата, формам домохозяйства которого она соответствовала. Затем христианство с его аскетизмом возвело моногамию в абсолютную норму, первоначально в противоположность всем остальным религиям. Полигамия удержалась именно там, где строго патриархальная структура политической власти способствовала еще и сохранению произвола хозяина дома.

С точки зрения развития домашней общности как таковой появление брака с приданым стало важным в двух отношениях. Во-первых, законные дети как претенденты на отцовское состояние были отделены от детей наложниц. Во-вторых и в особенности, появление зависящего от богатства семьи невесты приданого естественным образом вело к дифференциации экономического положения мужчин. Внесенное приданое, хотя формально (именно так в римском праве) просто поступает в распоряжение хозяина дома, материально же обычно как бы перечисляется на «особый счет» мужа. Таким образом, в отношения членов общности вторгается расчет.

Тенденция разложения домашней общности уже на этой стадии обычно поддерживается и другими экономическими факторами. Истоки экономически обусловленного ослабления недифференцированного коммунизма лежат в глубокой древности, настолько глубокой, что полный коммунизм исторически существовал, возможно, лишь в редких пограничных случаях. В отношении потребительских товаров, представляющих собой артефакты (инструменты, оружие, одежда, украшения и т. д.), существовал принцип, согласно которому производитель сам или преимущественно сам распоряжался ими как продуктами собственного индивидуального труда, и после его смерти они переходили необязательно общности, а конкретным индивидам, коим предназначались в пользование (например, рыцарский конь и меч, в Средние века — Heergewäte 56 , Gerade 57и др.). Эти первые формы индивидуального наследственного права даже в рамках авторитарного домашнего коммунизма возникли очень рано; они сводятся, вероятно, к ситуациям, предшествующим самой домашней общности, и распространены везде, где имелось индивидуальное изготовление орудий. Что касается, например, оружия, то, возможно, подобное развитие обусловлено заинтересованностью военных властей в экипировании годных к службе.

Действие внутренних и внешних факторов, вызывающих ослабление строгой домашней власти, усиливается по мере культурного развития. Изнутри воздействуют развертывание и дифференциация способностей и потребностей в соединении с количественным ростом экономических средств и ресурсов, ибо чем многообразнее жизненные возможности, тем тяжелее переносить жесткую обязательность предписываемых общностью недифференцированных жизненных форм. Человек стремится сам организовывать свою жизнь, по собственному усмотрению пользуясь плодами своих способностей. Снаружи разложению способствует влияние конкурирующих между собой социальных образований, например, чисто фискальнаязаинтересованность в интенсивном использовании индивидуальных налоговых потенциалов, с которой может конфликтовать заинтересованность в сохранении целостности имущества для лучшего исполнения военных литургий.

Нормальным следствием этих разлагающих тенденций стало деление домашних общностей при наступлении наследственных случаев и при вступлении детей в брак. В древности, когда земля обрабатывалась с минимальным использованием орудий и единственным способом увеличения дохода была аккумуляция труда, домашняя общность увеличивалась в размерах, появление же индивидуализированного дохода привело к постоянному сокращению ее размеров вплоть до сегодняшнего нормального объема — семьи, состоящей из родителей и детей. Этому способствовало и принципиальное изменение функций домашней общности, в результате чего у индивида оставалось все меньше оснований заботиться о принадлежности к ней. Гарантии безопасности ему теперь дают не дом и род, а функционирующий по типу учреждения политический союз; дом и работа территориально разделились, и домохозяйство превратилось из места совместного производства в место совместного потребления. Далее, все знания и навыки (даже сугубо персональные), которые необходимы для жизни, он все в большей степени получает не дома, а благодаря услугам, которые поставляют «предприятия»: школа, книготорговля, театр, концертный зал, кружок, собрание и т. д. Домашняя общность для него уже не является носителем объективных культурных ценностей, которым он служит, и не рост субъективизма как социально-психологического фактора, а обусловливающее этот рост объективное положение вещей становится причиной умаления ее роли.