Макс Вебер - Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. Tом II Общности

Важно, однако, не упустить из виду, что есть обстоятельства, препятствующие этой тенденции, причем как раз на высших ступенях экономической шкалы. В аграрной сфере свобода разделения земель ограничена технико-экономическими условиями. Содержащее ценные постройки имение, даже большое крестьянское хозяйство делится только с потерями. Чисто технически процесс упрощается в случае чересполосицы и деревенского расселения и затрудняется в случае изолированного поселения. Поэтому отдельно стоящие хутора и крупные поместья с интенсивным использованием капиталачаще наследуются целиком, а малые, находящиеся в тесном соседстве хозяйства, требующие интенсивного труда, обычно движутся по пути все большего расщепления, тем более что первый тип удобнее для использования при залоге и ипотеке, что заставляет сохранять его в целости ради блага кредиторов. Кроме того, крупное поместье, просто потому что оно — поместье, является как таковое основой социальной позиции помещика, что само по себе способствует единению семьи, в противоположность мелким крестьянским хозяйствам, представляющим собой просто места приложения труда. Сеньоральный стиль жизни, находящий свое выражение в устойчивых конвенциях, помогает индивиду психологически переносить большую домашнюю общность, которая — в силу, например, просторности зáмка и учитываемой уже при его закладке внутренней дистанции даже между ближайшими родственниками — не сужает область необходимой личной свободы индивида, как это делает со своими обитателями (обыкновенно гораздо более пестрыми по своим жизненным интересам) примерно такое же по количеству членов, но пространственно более тесное, не рассчитанное на аристократическое чувство дистанции, бюргерское домохозяйство. Помимо сеньоральных форм, большая домашняя общность сегодня отвечает разве что формам жизни, характерным для общностей с интенсивным духовным действием, таких как религиозные, социально-этические или даже художественные секты, соответствующие монастырским и им подобным общностям прошлого.

Даже там, где домашняя единица внешне остается незатронутой, в ходе культурного развития неудержимо развивается внутренний процесс разложения домашнего коммунизма, порожденный расчетом. Остановимся на способе его воздействия.

В больших капиталистических домашних общностях средневековых городов (например, во Флоренции 58) у каждого в доме уже имеется свой счет. У каждого есть карманные деньги ( danari borsinghi 59 ). Для определенных видов расходов (к примеру, для обслуживания гостей, прибывающих с ночлегом) выдаются крупные суммы. В общем, с домашними рассчитываются так же, как в торговом предприятии с долевыми участниками. Каждый из домашних имеет долю в капитале общности и состояние (fuori del corpo della compagnia 60 ), которое находится в руках общности (за что ему начисляются проценты), но не считается капиталом, поэтому в прибыли он не участвует. Таким образом, на место изначальной включенности в общностное действие дома, предполагающей определенные права и обязанности, вступает рациональное обобществление. Иначе говоря, индивид, хотя и рождается членом домашней общности, уже ребенком превращается в потенциального сотрудника или компаньона существующего на базе общности рационально организованного доходного предприятия. Очевидно, что такой поворот возможен лишь на почве чисто денежного хозяйства, развитие коего играет ведущую роль во внутреннем разложении домашней общности. Денежное хозяйство прежде всего дает возможность объективного расчета индивидуального вклада в достижение хозяйственных результатов и индивидуального потребления и, кроме того, впервые открывает — путем опосредованного деньгами непрямого обмена — возможность свободного удовлетворения индивидуальных потребностей.

Конечно же, параллелизм роста денежного хозяйства и разложения домашнего авторитетанельзя считать полным. Домашняя власть и домашняя общность представляли собой по отношению к современным им экономическим условиям, несмотря на важность влияния последних, совершенно самостоятельные и — с точки зрения этих условий — иррациональные образования, которые сами в силу своей исторически данной структуры часто воздействовали на экономические отношения. Например, непрерывная, вплоть до самой смерти главы семейства, patria potestas в Риме, была обусловлена отчасти экономическими и социальными, а отчасти политическими и религиозными причинами (сохранение целостности имущества аристократического дома, разделение войсковых единиц по родам и, возможно, домам, жреческая роль отца в доме). Patria potestas пережила все мыслимые стадии экономического развития, прежде чем в политических условиях императорской власти произошло ее ослабление, в частности, по отношению к детям. В Китае такое же положение было обусловлено принципом пиетета, абсолютизированным в конфуцианском кодексе обязанностей, поддерживаемом государством и бюрократическойсословной этикой наряду с прочим в целях политического приручения подданных. Осуществление этого принципа (например, в правилах соблюдения траура) вело к экономически и политически сомнительным и просто тяжелым последствиям (массовые освобождения должностей, поскольку пиетет по отношению к умершему отцу семейства, возникший когда‑то из страха перед завистью со стороны мертвеца, запрещал использование его имущества и его должности). Точно так же ответ на вопрос о том, переходит ли имущество после смерти господина дома к одному наследнику (право единонаследия) или происходит его раздел, был, как отмечено выше, первоначально очень сильно обусловлен экономически и менялся под воздействием экономических факторов. Но, во всяком случае, как показали работы М. Зеринга и др., вопрос о наследовании решается на основе не только экономических — а тем более сегодняшних экономических — обстоятельств, ибо в однотипных условиях, даже в непосредственном соседстве, часто могут сосуществовать совершенно разные системы наследования, обусловленные, например, этнической спецификой (поляки и немцы). Далеко идущие экономические последствия действия этих разных структур возникают из важных с хозяйственной точки зрения мотивов, которые либо с самого начала иррациональны, либо становятся иррациональными по причине изменения экономических условий.

Но независимо от этого влияние экономических условий имеет решающее значение. Прежде всего, существуют характерные различия в зависимости от того, считается ли доход результатом совместного труда или совместного использования имущества. В первом случае домашняя власть, даже будучи автократической, оказывается очень непрочной. Простого отделения от родительского дома для основания собственного домохозяйства достаточно, чтобы выйти из‑под этой власти. В основном это происходит в крупных домашних общностях примитивных земледельческих народов. Так называемое emancipatio 61 legis Saxonicae 62в немецком праве определенно имело свое экономическое основание в преобладающей в тот период значимости личного трудового вклада. Напротив, домашняя власть прежде всего тверда там, где главной основой существования является владение скотом и вообще имущество как таковое. Особенно — владение землей с тех пор, как избыток земель сменился их нехваткой. Тесная сплоченность рода по уже неоднократно упоминавшимся причинам всюду является специфическим атрибутом землевладельческой аристократии, тогда как безземельный или малоземельный индивид везде находится обыкновенно вне родового союза.