Юрий Пахомов - Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Черты характера нации, трактуемые как частично модифицированное англосакское наследие, уже в период борьбы за независимость и на раннем этапе истории США существенно трансформировались и приобретали новое выражение. Поэтому тезис о том, что власть в стране благодаря маргинальному индивидуализму распределялась (и как бы до сих пор распределяется) и демократично делегируется снизу вверх, должен быть уточнен: ведь речь на самом деле шла (и это справедливо для настоящего времени) о приоритетности индивидуальных интересов правящей верхушки, то есть тех, кто эту власть собственно и представлял. Именно эта верхушка определяла очертания политики приумножения земель за счет уничтожения коренного населения, именно она в Гражданскую войну принимала решения, направленные на истребление собственных соотечественников (известно, например, что армия Шермана руководствовалась приказом о тотальной «зачистке» отвоеванных территорий, уничтожении существующих на них хозяйств, превращении земель в пустыни).

«Демократичность взглядов» заключалась в их общности, которая сводилась к возможности безоговорочно создавать новые условия для наращивания богатства, а «готовность рисковать» подчинялась исключительно этой цели. Уже тогда основным мотивационным фактором существования общества была возможность обогащаться. Что же касается традиционно англосакской ментальности, то она воплощалась в сформированных поселениях и фермерских хозяйствах и тех принципах, что исповедовались и сохранялись в этой среде и весьма отличались от общепринятых в государственном масштабе и на уровне отдельных штатов. (Кстати, такие поселения в США существуют и до сих пор — это поселения эмишей, которые сумели сберечь не только ментальные ценности, но и уклад жизни первых американских колонистов.)

Еще один распространенный американский миф отражается в тезисе: «граждане США свободны в своих действиях». Этот тезис трудно отрицать, если не знать, что свобода граждан США на 90% регламентирована и описана правилами. Ограничительные нормы глубоко проникают в частную жизнь и превращаются в формализированные социальные нормы. Так, в этих правилах скрупулезно описываются нормы поведения в присутственных местах (нельзя курить на улице; нельзя распивать спиртные напитки в неприспособленном специально для этого месте; нельзя неблагоустраивать и оставлять неприбранным приусадебный участок; нельзя взращивать на этом участке недекоративные растения; нельзя держать в квартире животных, или курить в доме, если это не предусмотрено правилами; нельзя оставлять дома без присмотра детей до 18 лет и т. п.). Все эти нормы базируются на одном требовании: поведение индивидуума не должно создавать проблем другим — и предусматривают достаточно жесткие санкции за их невыполнение.

Следствием навязывания обществу универсализованных и кодифицируемых ценностей, равно как и ценностей вестернизации (здесь США могут рассматриваться в качестве особой модели), становится группирование населения страны по этнонациональным признакам, формирование этнонациональных общин, которые в настоящее время дифференцируются по территории, быту, языку, роду деятельности, и даже имущественному и социальному статусу, что приводит к его фрагментации на новой, этнонациональной основе. Это побуждает правительство к поиску путей объединения нации, но этот поиск традиционно завершается усилением экспансии. Успехи универсализации в американском обществе (заодно и реальность «плавильного котла») наблюдались до тех пор, пока страна создавала для всех равные возможности, пока не произошло выделение отдельных преуспевающих общин и их усиления за счет новых иммиграционных потоков.

Проблема обострялась еще и тем, что во второй половине 1960‑х — начале 1970‑х гг. в сфере политических отношений наметились существенные изменения: европейские страны, которые к тому времени отстроили свою экономику, постепенно начали интегрироваться и выталкивать США из Европы; начали налаживаться политический диалог и интеграционные связи с СССР, что привело к возникновению опасности реструктуризации мира. Энергетический же кризис 1970‑х гг. стал для США первым сигналом, предупреждавшим о возможной в обозримом будущем потере их доминирующих экономических позиций в мире.

Угроза экономической безопасности этой диверсифицированной в Европу страны поставила перед ее правительством задачу пересмотреть свои позиции относительно возможностей формирования единой универсализованной на основе кодифицируемых культурных ценностей нации. К тому же усиление иммиграционных тенденций порождало перспективу смещения доминанты в межцивилизационных соревнованиях внутри страны — в сторону полиморфии (с учетом потерь и приобретений) и в сторону полиактивных (латиноамериканских) и реактивных (азиатских) культур (в противовес вестернизаторской моноактивности) внутри этой, к тому времени уже глубоко фрагментированной, нации. Такие тенденции создали угрозу перерождения ценностей и вытеснения на культурную периферию ценностей Западной цивилизации.

Индивидуализм (особенно маргинальный: обогащение ради обогащения, предусматривающее глубинную фрагментацию на уровне индивидуума) и свобода не смогли разрушить этнические общины, которые базируются на экспортированных институциях, главная из которых, как правило, — коммунитаризм. Особенно сейчас, когда иммигранты — это чаще всего выходцы из не только по ментальности, но и по социальному обустройству коммунитарных (а зачастую и тоталитарных) стран. Цивилизационное сближение происходило и происходит, но преимущественно лишь в одном — экономическом — направлении. При этом сформировался суррогат экономической ментальности, который вынужденно отображается в институции свободы: для «внутреннего» (относительно нации в целом) и «внешнего» употребления.

Этому способствовали и религиозные институции. Сравнение особенностей тех институций, которые существовали в мире, позволяют допустить, что исторически религия, как ее обосновал М. Вебер 564 564 Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. — М., 1990. — С. 61–272; Вебер М. Господарська етика світових релігій. Вступ // Вебер М. Соціологія. Загальноісторичні аналізи. Політика. — К., 1998. — С. 397–436. , оказала критическое влияние на формулирование общественной цели (общественной мечты) и способов ее этически обоснованного достижения Тем более, что цивилизационные и религиозные принципы, оформляясь в социальные нормы, стали их почвой. Даже когда этнически–национальное государство еще не было создано (или — не перестроено, не реконструировано) — существование единой национальной церкви обеспечивало единство социума: она была (и могла быть) основой унификации общественных устремлений. Культивация этой памяти как более ограниченной политической эмоции могла сыграть свою роль.