Юрий Пахомов - Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Вместе с тем модернизация болезненно переносится и многими из тех, кто относится к доминирующему населению и чувствует определенный дискомфорт в условиях кардинальной ломки прежних устоев. Это также создает почву для появления весьма специфических постмодернистских идеологий, ставящих своей целью восстановить душевный баланс и психологически компенсировать группу за понесенные тяготы и лишения. В результате мир постмодернизма теряет прежнюю идеологическую однородность, он становится необычайно многообразным и заставляет человека искать свою нишу в этом море плюрализма.

Ядро упомянутых идеологий, как правило, составляет историческая версия, придающая данной группе особое место в обществе, устанавливающая ее глубокие исторические корни и приписывающая ей выдающиеся заслуги в развитии человеческой культуры и цивилизации. Поэтому приход постмодернизма отмечен прежде всего битвой за историю. Ведь модернизм как бы навязывает всему населению страны единую унилинейную версию развития мира, отвечающую интересам доминирующей группы и потому не терпящую отклонений. Не удивительно, что эта версия отмечена изрядной долей телеологии.

В свою очередь постмодернизм дерзко порывает с этой традицией и выдвигает свои исторические версии, ставящие под сомнение саму идею причинности и закономерности в развитии человечества. Он исходит из того, что любая версия истории, выработанная учеными, является интерпретацией и конструкцией, которая отражает расстановку сил в обществе и имеет отношение не столько к реальной истории, сколько к структуре властных отношений 763 763 Scott J. W. History in crisis? The others’ side of the story //American Historical Review — 1989. — Vol. 94. — N 3. — P . 681; Ankersmit F. R. Reply to professor Zagorin // History and theory. — 1990. — Vol. 29. — N 3. — P. 277. . На Западе постмодернизм смело бросил перчатку европоцентризму, объявлявшему европейскую культуру высшим достижением человечества, а ее исторический путь — магистральной линией развития для всех остальных неевропейских культур 764 764 Heller A., Feher F. The postmodern political condition. — Oxford, 1988; Rosenau P. M. Post–modernism and the social sciences. — Princeton, 1992. . Постмодернизм начертал на своих знаменах лозунги плюрализма и мультикультурализма, и отрицание им универсалистских принципов фактически означало бунт против доминирования элиты, против социальных или этнических привилегий и дискриминации.

В политическом плане это было выступлением за уважение прав этнических меньшинств, культурам которых угрожала официальная государственная политика унификации и гомогенизации 765 765 Walker R. В. J. One world, many worlds. — Boulder, 1988. — P. 23–25. . Тем самым постмодернизм выступил и против классического варианта представительной демократии, отдающей предпочтение мнениям большинства населения и оставляющей без внимания иные взгляды, выражаемые меньшинствами 766 766 Heller A., Feher F. Op. cit. — P. 12, 13; 95, 96. . Однако внешне это движение сплошь и рядом принимало и принимает форму борьбы за право на свою версию локального, этнического или социального прошлого. Кстати, речь идет не только об особых этнических группах, которые ревностно относятся к своей специфической истории, но фактически о любых меньшинствах или группах, чувствующих свою ущемленность в современном мире — сексуальных и религиозных меньшинствах, региональных и культурных группах, женском движении. Феминизм — одно из весьма влиятельных общественно–политических движений на Западе, которое в последние 10–15 лет оказывает существенное влияние на интерпретацию истории, в том числе, первобытной.

Вместе с тем нетрудно заметить, что эта борьба за историю фактически выражает борьбу групповых интересов. Она не только не снижает межгрупповые конфликты, но выводит их на новый виток. Будучи не в состоянии решить противоречия современного мира, постмодернизм пытается перенести их в область психологии, которой придается значительная компенсаторная функция. Поэтому в рассматриваемых исторических версиях, как правило, нет места настоящему. Зато они переполнены рассуждениями о прошлом или будущем, которые густо окрашены в утопические или мессианские тона. Парадокс этой борьбы заключается в том, что, восставая против угнетателей, против расизма и «элитистского мускулинного подхода» к истории 767 767 Scott J. W. Op. cit. — P. 683. и преподнося свою историю в мессианских тонах, данная группа так или иначе культивирует представление о своей исключительности, а это создает новую почву для группового неравенства, которая может реализоваться и иногда реализуется в этнократии.

Иногда постмодернистов упрекают во враждебности к гуманизму науки Нового Времени 768 768 Zagorin P. Historiography and postmodernism: reconsiderations // History and theory. — 1990. — Vol. 29. — N 3. — P. 264, 265. . Более того, как уже отмечали некоторые авторы, в этом движении имеется опасность авторитаризма, фундаментализма, этнонационализма, даже расизма и фашизма 769 769 Heller A., Feher F. Op. cit. — P. 5, 7–10. . Впрочем, все это характерно лишь для отдельных направлений постмодернизма, а не для всего движения как такового, ибо постмодернизм весьма разнороден, в нем себя уютно чувствуют самые разные политические течения 770 770 Rosenau P. M. Op. cit. — P. 138–166. .

Из чего же складывается национальный или этнический образ прошлого? Нетрудно заметить, что в истории каждого народа есть ключевые моменты, с которыми народ отождествляет себя и свою судьбу. Например, для португальцев непреходящее значение имеет эпоха Великих географических открытий, испанцы добавляют к ней реконкисту (XV в.), греки несут в своем сердце образ античности и всегда помнят о походах Александра Македонского, монголы и тюрки с не меньшим энтузиазмом говорят об империи Чингисхана, аналогичным образом арабы чтут пророка Мухаммеда и гордятся арабскими завоеваниями в VII–VIII вв., венгры вечно будут благодарны своим предкам за обретение родины (в 1996 г. по всей Венгрии проходили торжества по случаю тысячелетней годовщины этого события), для грузин «золотой век» связан с царствованием царицы Тамар.

История некоторых народов отягощена трагическими событиями, и тогда историческая версия делает акцент на два момента — расцвет данного народа и катастрофу, приведшую его в упадок. Так, армяне помнят не только об эпохе Тиграна Великого, но и об армянской резне 1915 г.; поляки равным образом выделяют период подъема польского государства (XIV в.) и расчленение Польши в конце XVIII в. Равным образом ключевыми моментами своей истории евреи считают строительство Первого храма (X в. до н. э.), разрушение Второго храма и уничтожение государства Иудея римлянами вів. н. э., Холокост XX века.

Нетрудно заметить, что в центре внимания народов находятся события, связанные, Во‑первых, с обретением родины, Во‑вторых, с формированием и расцветом своей собственной государствености, В‑третьих, с великими завоеваниями, и, В‑четвертых, с ужасной катастрофой, прервавшей поступательное развитие данного народа. Почему особым образом выделяются именно эти моменты? Первый из них легитимизирует право данного народа на территорию, второй позволяет считаться политическим субъектом и дает право на образование своей государственности, наконец, третий и четвертый, несмотря на их полную противоположность, представляются сильными аргументами для того, чтобы занять достойное место в современном сообществе народов. О том, насколько такой исторический образ важен для народа, свидетельствует хотя бы тот факт, что после образования Республики Македония Греция тут же заявила решительный протест против ее названия, усмотрев в этом покушение на сакральный образ своего славного прошлого.