Макс Вебер - Политические работы 1895–1919

Наконец, третьим тезисом был расчет на воздействие кризисов. Поскольку предприниматели между собой конкурируют — тут в классических трудах социалистов встречаются важные, но запутанные соображения, от изложения которых я вас избавлю — то неизбежно повторяются кризисы перепроизводства, которые сменяются банкротствами, крахами и так называемыми «депрессиями». Эти периоды закономерно и с жесткой периодичностью сменяют друг друга. В «Коммунистическом Манифесте» Маркс лишь намекнул на это, но впоследствии он построил подробно разработанную теорию. Фактически приблизительно за последние полвека похожая периодичность таких кризисов действительно наблюдалась. Но что касается причин этих кризисов, то даже у ведущих наших специалистов пока что нет полного единства мнений на этот счет, и потому обсуждать их здесь и теперь совершенно невозможно.

Но ведь на эти кризисы классический социализм возлагал свои надежды. И в первую очередь на то, что у этих кризисов закономерно будут возрастать интенсивность и мощь, вызывающая разрушительные и устрашающие революционные настроения, — что кризисы будут накапливаться и приумножаться, а также когда–нибудь породят такое настроение, что попыток сохранить существующий хозяйственный порядок уже не будут предпринимать даже непролетарские круги.

Сегодня эта надежда, в сущности, оставлена. Ибо хотя опасность кризиса вовсе не исчезла, ее относительная важность уменьшилась с тех пор, как предприниматели от беспощадной конкуренции перешли к картелированию, т. е. с тех пор, как регулированием цен и сбыта они начали в значительной степени устранять конкуренцию, а также с тех пор, как после этого крупные банки, например, Германский имперский банк, пошли на то, чтобы с помощью кредитования следить за тем, чтобы периоды чрезмерной спекуляции проявлялись существенно слабее, чем прежде. Так что хотя нельзя сказать, что эта третья надежда «Коммунистического Манифеста» и его сторонников «не подтвердилась», можно утверждать, что ее предпосылки изрядно изменились.

Потому–то весьма патетические надежды, возлагавшиеся «Коммунистическим Манифестом» на крах буржуазного общества, сменились гораздо более трезвыми ожиданиями. Во–первых, сюда относится теория, согласно которой социализм абсолютно самостоятельно наступит эволюционным путем, так как экономическое производство непрерывно «социализируется». Под этим имеется в виду, что на место личности одного–единственного предпринимателя приходит акционерное общество с ответственными работниками во главе, что создаются государственные предприятия, коммунальные предприятия, предприятия целевых союзов, и создаются они уже не на страх и риск одного–единственного или даже вообще частного предпринимателя. Это верно, даже если надо добавить, что за фасадом акционерных обществ зачастую скрываются один или несколько финансовых магнатов, господствующих на общих собраниях акционеров: каждый держатель акций знает, что незадолго до общего собрания он получит письмо из своего банка, где его попросят передать банку право голоса этой акции, если он сам не захочет прийти и проголосовать, ведь когда речь идет о миллионах крон, голосование для простого держателя акций не имеет смысла. Но прежде всего такой тип социализации означает, с одной стороны, приумножение чиновничества, т. е. служащих, получивших профессиональную подготовку коммерсанта или инженера, а с другой стороны, приумножение прослойки рантье , т. е. тех, кто получает только дивиденды и проценты, но в отличие от предпринимателей не прилагает к этому умственного труда, хотя всеми своими интересами в получении прибыли включен в капиталистические порядки. А вот на государственных предприятиях и предприятиях целевых союзов и подавно царит не рабочий, но исключительно чиновник ; рабочему же с помощью забастовки здесь труднее чего–либо добиться, чем если бы он выступал против частного предпринимателя. Можно сделать вывод, во всяком случае, предварительный, что развивается диктатура не рабочего, а чиновника.

Второй надеждой является надежда на то, что машина — заменяя старых специалистов, квалифицированных ремесленников и тех высококвалифицированных рабочих, на основе которых построены старые английские профсоюзы, тред–юнионы, на рабочих неквалифицированных — тем самым кого угодно сделает способными к работе на какой угодно машине, и это повлечет за собой такое единство рабочего класса, что прежнее разделение на различные профессии прекратится, а осознание такого единства одержит верх и пойдет на пользу борьбе против класса власть имущих. На это нельзя дать однозначный ответ. Верно, что машина, как правило, в весьма широком объеме заменяет именно высокооплачиваемых и квалифицированных рабочих, ибо любая индустрия, само собой разумеется, старается внедрить такие машины, которыми она стремится заменить рабочих, владеющих редкими профессиями. Чаще всего в сегодняшней индустрии наблюдается прирост в прослойке рабочих средней квалификации, прошедших обучение на производстве, т. е. не прежним путем, когда квалифицированных рабочих обучали в специальном учебном процессе; речь идет о тех рабочих, которые обучались, стоя прямо у станка. Тем не менее, и они зачастую были в значительной мере специалистами. Ведь пока, например, ткач, проходящий обучение на производстве, достигнет наивысшей степени квалификации, т. е. будет использовать машину для своего предпринимателя на полную мощность и сам добьется наибольшей зарплаты, все–таки пройдет несколько лет. Разумеется, для других категорий рабочих типичный нормальный срок производственного обучения существенно меньше, чем для упомянутой здесь. И все–таки хотя этот прирост количества рабочих означает ощутимое ослабление профессиональной специализации, о ее полной отмене не может быть и речи. А с другой стороны, профессиональная специализация и требования к профессиональной квалификации повышаются прежде всего в производстве и для прослоек, располагающихся выше рабочего класса вплоть до десятников и прорабов (если двигаться вниз), и одновременно растет относительное количество принадлежащих к этим прослойкам лиц. Справедливо, что и они представляют собой «наемных рабов». Но большинство их получает не сдельную или понедельную плату, а фиксированное жалованье. И прежде всего рабочий ненавидит производственного мастера, постоянно к чему–нибудь его принуждающего, гораздо больше, чем фабриканта, а фабриканта — опять–таки больше, чем акционера, хотя это именно акционер получает действительно нетрудовые доходы, тогда как фабриканту приходится заниматься очень напряженной умственной работой, а производственный мастер стоит к рабочему гораздо ближе фабриканта. Точно такие же явления встречаются среди военных: в общем, насколько я мог наблюдать, капрал — это тот, кто навлекает на себя наисильнейшую антипатию или, по меньшей мере, имеет шансы ее навлечь. В любом случае развитие общей социальной стратификации отнюдь не ведет к тому, чтобы все превращались в однородный пролетариат.