Уильям Уорнер - Живые и мёртвые

Таким образом, паства женственна, а духовенство — символически мужественно; будучи представленными таким образом, они становятся эмоционально значимыми для всех времен, всех мест и во всех культурах. Значимость их мужских и женских связей может быть пережита и понята повсюду. Христос, входящий в духовную жизнь сообщества в целом и в частный мир каждого из его членов по отдельности в качестве небесного супруга, может быть пережит и принят всеми. Подчиненная, но вместе с тем блаженная связь, которая соединяет с Ним человека, легко принимается, ибо душа может жить в вечном блаженстве и близости со своим божественным супругом. В размышлениях живущих чистая душа, отделяющаяся от общества в момент смерти, будет не одинока, а тревоги и безрассудные страхи человека, утратившего свою группу, будут ей неведомы, ибо, как невеста Христова, такое существо пребывает в особых и всецело интимных отношениях с самим Богом. Более того, душа всегда является частью женского тела Матери-Церкви, в которое она впервые принимается при помощи инициационных обрядов крещения и с которым она окончательно соединяется после смерти посредством ритуалов, отделяющих умершего от живых.

Ритуально мужской священник является, как еще один Христос, руководителем и авторитетным отцом своих детей, которые, будучи членами его паствы, приходятся друг другу в христианской всемирной семье братьями и сестрами, а Богу — детьми. Высшее духовенство, епископы, кардиналы и папа все до одного являются отцами; каждый обладает все более многочисленной и широкой семьей, пока, наконец, всемирное общество христианского коллектива не соединяется с единым отцом как главой мистического тела единого человеческого сообщества. Он отец всех отцов.

Образы того, что представляют собой люди как сакральные сущности, изменяются от одного семейного статуса к другому, однако все они предстают в форме членов семьи. Эти духовные идентичности с логической и научной точки зрения невозможны, однако с точки зрения мифической здесь имеется полное соответствие, поскольку «логика» тут структурная и нерациональная. Их разнообразные формы, образующие слаженную символическую систему, базируются на чувствах и представлениях человека, источником которых являются его переживания в семейной структуре; они суть выражения возникновения его как личности внутри всемогущей семейной матрицы. Как известно, в человеческой семье индивид одновременно может быть (и обычно является) ребенком своего отца, супругом своей жены или супругой своего мужа, а также отцом или матерью своих сыновей и дочерей. В семье мужчины и женщины разделяют друг с другом бесконечное множество общих формирующих их переживаний, которые не только дифференцируют их морально как сексуальных существ, но и часто побуждают превратиться — и сплавляют — в единый совокупный образ, в котором сексуальность не признается; и это происходит постольку, поскольку они, как дети одних и тех же родителей, принадлежат к одной и то же семье. Как сиблинги они эквивалентны [228] Принцип эквивалентности (или единства) сиблингов — родных братьев и сестер — был впервые сформулирован одним из интеллектуальных учителей Уорнера, А.Р. Радклифф-Брауном, в его работах, посвященных системам родства. , а это означает, что с точки зрения более широкого общества они весьма подобны друг другу по своему статусу и своей личности. В ценностях сакральной символической системы, выполняющих, помимо всего прочего, функцию интеграции и сплочения коллектива в рамках его реифицированной системы, выражающей общие ценности и представления, подчеркиваются общие родственные качества, различия же часто игнорируются. Господство мужчин над женщинами может быть выражено в такого рода символическом мире как господство сакрального супруга над сакральной женой или брата над сестрой; либо авторитет мужчины может обрести форму отца как образ внедрения моральных правил в жизнь его детей.

Теперь нам необходимо проанализировать еще один важный фактор формирования этих сакральных символов брака, связывающих таких членов семьи, как братья и сестры, в духовной сексуальности. Наиболее важны для нас сведения, полученные в ходе психоаналитического изучения личности в семейной жизни. Церковь для христиан — это, помимо всего прочего, еще и Мать-Церковь, хотя одновременно она приходится им сестрой и так же целомудренна, как и ее супруг; она приходится матерью своим детям, индивидуальным членам паствы, и супругой и сестрой своему мужу, Христу. Свидетельства психоанализа и другие данные показывают, что мощные негативные правила, запрещающие сексуальные связи между всеми членами семьи, которые не являются мужем и женой, не «инстинктивны» и представляют собой не просто благовоспитанное выражение «врожденной» человеческой доброты, но что эти моральные предписания постоянно выполняют функцию запрещения и недопущения удовлетворения людьми своих могущественных видовых влечений внутри семьи. На респектабельном уровне предписаний и принципов эмоциональную привязанность сыновей к матери, дочерей к отцу и братьев и сестер друг к другу можно распознать лишь в социально приемлемых чувствах. Однако на более глубоких уровнях, в мире фантазий и в жизни сновидений, где эвокативные и эмоциональные значения надежно укрыты от инспекции со стороны морального порядка, внеморальные и нелогические ценности вида продолжают существовать и требуют выражения. Сила их существования способна переводить и преобразовывать ментальную и моральную систему в отдельные фрагменты, являющиеся не более чем частями нелогических и внеморальных порядков. Здесь господствуют хотение, желание, страсть, эмоционально отложившееся в памяти страдание и тревога. В этой сфере моральные и ментальные порядки могут преобразовываться в символы, значения которых на первый взгляд кажутся логичными и моральными, но реальная значимость которых относится к эвокативному миру видовой жизни.

Мифические, эвокативные символы, связанные с надеждами и страхами человека, с его желаниями и тревогами относительно хрупкости жизни и неизбежности смерти, с его жаждой беспрепятственного осуществления всех своих устремлений и немедленного удовлетворения всех своих видовых потребностей, позволяют человеку под высочайшим и наиболее почитаемым покровительством и с высочайшей санкции дать выражение своей видовой жизни, одновременно при помощи тех же самых символов как моральных репрезентаций спроецировав свою обыденную моральную жизнь на этот сакральный мифический уровень и там ее разыграв.

Таким образом, строгие моральные правила, управляющие сексуальной жизнью и браком, и правила, касающиеся инцеста, строго запрещающие связи между братьями и сестрами, могут быть на мифическом и сакральном символическом уровне гармонично соединены друг с другом и в полной мере получить почет и уважение; но вместе с тем и инцестуозные влечения, приведенные в состояние совершенной нерациональной гармонии, также могут быть выражены и использованы для укрепления моральной жизни человека. В символах сакрального уровня спроецированы и выражены весь человек в целом и вся система видовой и моральной жизни. Логическая и моральная противоречивость не имеет здесь никакого значения: девственница является матерью; инцест не является инцестом; бестелесный дух порождает человеческую плоть; вчера — это сегодня, а сегодня — вчера или завтра; один — это много, а многие — одно. Такова реальность мифической жизни.