Уильям Уорнер - Живые и мёртвые

Такие «метки» — будь то шумы, какие-то действия, бездействие, запахи или что-то другое, — воспринимаясь описанным образом несколькими органами чувств, становятся значащими знаками, зависящими, в свою очередь, от того, как они интерпретируются и используются. Их пользователи, намереваясь известить других людей о своих значениях, сразу же попадают в зависимость от этих меток значения [27].

Комбинацию знака и его значения мы называем символом. Значение, передаваемое знаком, может быть значением какого-то другого объекта или какой-то другой идеи, а может и не быть. Оно может всего лишь выражать чувства тех, кто им обменивается [24 b ]. Независимо от того, выражает ли оно чувство или обозначает какую-то объективную вещь, мы называем комбинацию знака и значения символом, выделяя таким образом важнейшие составные части символа и признавая в то же время его целостный характер.

Когда природные объекты не интерпретируются, они, разумеется, лишены какого бы то ни было значения; они ничего не обозначают; они обретают значение и становятся знаками лишь тогда, когда их кто-то интерпретирует. Существование всех знаков зависит, по определению, от сообщества интерпретаторов, заключающего их — и знаки, и самих интерпретаторов — в систему значений, сообща разделяемых теми, кто в нее вовлечен. Значение знака, сколь бы обособленно от всего прочего он ни воспринимался, всегда заключает в себе и предполагает значения других знаков. Значение любого знака может быть понято лишь при условии его соотнесения со значениями других знаков; знак всегда является частью одной или нескольких знаковых систем.

Интерпретация объекта может ограничиваться лишь общепризнанными «фактами», касающимися того, чем он является для людей, его интерпретирующих, когда они с ним сталкиваются [22]. Его значением в данном случае является всего лишь то, что он есть сам по себе; он не означает ничего, кроме себя самого. Когда объект опознается как всего лишь то, что он есть, его характеристики истолковываются опознающими его людьми (его интерпретаторами) как самодостаточный знак, или система значащих знаков. Придаваемые ему значения, запирающие его в границы того, чем он сам по себе является, неизбежно зависят от более широкой системы значений, которой обладают члены сообщества и которую все они разделяют друг с другом. Объект может быть дискретным и обособленным от других, но его значения обязательно являются неотъемлемыми элементами более широкой сети значений, которая поддерживается каждой группой.

Мертвый ягненок, одиноко лежащий на склоне холма, лишен всякого значения, если никем не интерпретируется. Члены сообщества человеческих интерпретаторов или кто-то один из них, пользующийся значениями своей культуры, могут видеть в нем не более чем мертвого ягненка. Его значение в данном случае не выходит за рамки того, чем данный объект сам по себе является. Те, кто опознаёт его в качестве такового, делают это благодаря значениям, отделяющим его от всего остального окружающего мира, тем самым классифицируя его и помещая в рамки совокупного накопленного значимого опыта группы. Они опознают его по некоторой совокупности общепризнанных характеристик. Последние становятся внешними знаками, которые, сочетаясь друг с другом, становятся заместителями того общего значения, которым люди наделяют данный объект. Они знают, что это такое, поскольку знают, что означают эти характерные признаки. Они верят в то, что и в самом деле знают, что такое мертвый ягненок, поскольку принимают общепризнанные, привычные значения знаков, говорящие им о том, что объект, лежащий на склоне холма, — это мертвый ягненок.

Сообщество (интерпретаторов) хранит согласие не только относительно тех отдельных знаков, которые оно переводит в значение «мертвый ягненок», но также — причем обычно не прилагая к тому никаких сознательных усилий — и относительно набора тех ограничительных условий, которые указывают на содержание интерпретации. Степень согласия и конформности группы относительно значения того или иного объекта может как широко варьировать, так и вовсе не варьировать, в зависимости от того, какие знаки используются и каковы контексты интерпретации. Обычно решающую роль в определении содержания знака и степени согласия по поводу него играет непосредственная ситуация действия, в которой интерпретаторы оперативно участвуют.

Значением знака может быть нечто большее, нежели сам объект, или даже нечто совершенно от него отличное; иногда для тех, кто его интерпретирует, значение сочетает в себе одновременно и первое, и второе. Когда объект обозначает для своих интерпретаторов нечто стоящее за ним и не ограничивается тем, чем он сам по себе является, его полезность для интерпретаторов кроется именно в том факте, что он есть не то, что он есть, и они, действуя сообща, могут использовать его для обозначения чего-то другого. Как мы уже отмечали в главах, посвященных истории, запас знаков сообщества переходит, из прошлого в будущее и из будущего в прошлое, входит внутрь социальной системы сообщества и выходит из нее вовне, постоянно при этом обновляясь, изменяясь и укрепляясь. Старые символы трансформируются в новые или исчезают, а новые устаревают по мере того, как люди, отправляющие и принимающие с их помощью те или иные значения, повторяют акты наделения значением и углубляют их коннотацию. Значение создается из человеческого опыта и является его продуктом; без взаимного обмена наделяемыми значениями человек и его мир были бы обречены на гибель. И вместе с тем сам этот обмен, от которого в огромной степени зависит человеческое существование, зиждется на знаках, пригодных для индивидуального и коллективного употребления. Как только возникает «согласие» относительно того, что некий объект наполнен значением, он обретает способность нести эту свою нагрузку и передавать ее всем тем, кого воспитание обязало к этому «согласию».

Типографские значки (английские буквы), образующие в сумме слова «мертвый ягненок», отсылают к чему-то лежащему за пределами того, чем э ти значки сами по себе являются. Общепризнанные, конвенциональные значения, принятые в нашем сообществе интерпретаторов, позволяют этой горстке значков (букв алфавита) посылаться и приниматься в некотором контексте, устанавливающем, что сами по себе они могут быть чуть ли не бессмысленными, тогда как то, на что они указывают, наделено для нас значимостью. Это становится возможным благодаря тому, что их употребляют в сообществе, между членами которого достигнуто согласие относительно того, как этими знаками следует пользоваться.

Также поддерживается согласие относительно того, как встроены эти знаки в более широкие системы взаимозависимых значений и действий. Тот же мертвый ягненок, одиноко лежащий на склоне холма, может иметь значения, не ограничивающиеся тем объектом, который предстает взору интерпретатора. Он может быть символом убиенного Агнца, Сына Божьего, однажды и на вечные времена принесшего себя в жертву на кресте в знак признания человеческой вины, ее искупления и раскаяния, — т.е. знаком, несущим в себе значение человека, его Бога и их взаимосвязи в христианском сообществе. Сакральное значение мертвого ягненка отчасти зависит от тех значений, которыми непосредственно наделяется сам объект, а отчасти от той группы значений, связанных с этим объектом, которая включает в себя, помимо всего прочего, значимость смертности всего живого, в том числе смерти, ожидающей всех тех, кто придает значение этому знаку. В спектре значений агнца могут также присутствовать чувства вины и множество других подобных эмоций, связанных с добром и злом.