Дмитрий Фалеев - Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем

Ездила тут в город, пристал к ней хачик — давай, мол, знакомиться, пойдем со мной. А она испугалась. Говорит: «Ты что? У меня грудной ребенок». Он — за свое. «А я, говорит, прямо разревелась. И он отстал!»

А еще был случай — продавала Береза в городе медь, у автовокзала. С ней был сын — который Тимка; ему тогда исполнилось пять или шесть. И к ним прицепился один «недоделанный».

«Купил пирогов нам, конфет, всего. И говорит: “Поехали ко мне! Я один живу. Будешь жить со мной, как королева!” А я думаю: он маньяк, по глазам видно, мне страшно — не поеду! У меня, говорю, четыре сына! И Тимка напугался, кричит: “Он нас убьет. Мама, пошли!” А он не убивает. Говорит, пойдем, вот тебе подарок — 500 рублей! Я пугаюсь, а беру! Не могу не взять! Не дай бог как пугаюсь! Пошли мы в столовую, хорошая столовая, на автовокзале. Я там говорю: “Мне нужно в туалет”. — “Только ты приди”. — “Приду”. Поклялась, а сама сбежала. Сразу в автобус, а автобус не едет, ему еще рано. Я лицо спрятала, тихонько смотрю — он выходит и смотрит, и ходит, ходит, этот бродяга. Думаю, сейчас в автобус заглянет! Но мы уехали, все хорошо».

Опять, слышу, музыка — цыганочки танцуют.

Спросил у Маши:

— И часто у вас такие вечера?

— Уже нет. Раньше было веселее — лет пять назад. Тогда вот гуляли, костры жгли цыганские.

Черана (серьезно):

— Костер зажжешь — все дети туда лезут!

— А сейчас все вечером дома сидят, телевизор смотрят, — продолжает Маша. — Не очень весело.

— Так вы как русские скоро все станете!

— Так в жизни приходится.

И спорить нечего.

А цыганочки, кажется, уже ничего, кроме музыки, не слышат! Движения у них не столько цыганские, сколько индийские, они их разучили из индийских фильмов, которые готовы по сто раз пересматривать. Им это близко. Казалось бы — прошло полторы тысячи лет, а они сохранили. Вот что значит кровь . Как она бежала — через сто поколений, десятки стран — и не растерялась!

— В Индии здорово, — считает Валера. — Там девушки красивые.

— Дьжя!

— Барэс!

Тут музыка кончилась. А Маре все мало:

— Май! Май! [55] Ещё! Ещё!

И снова пошло.

Это Черана устроила праздник на пустом месте. Ей нравится, когда люди веселятся. Но сама она выставляться не любит — любит свое получать незаметно, не на виду.

Вот они все.

Мара — руки в боки.

Деловитая Салба.

Безмятежная Маша. Она добродушная, уживчивая и покладистая.

Свекровь ее — Бабуся. А можно Маша. Или Старая Карга. Она плохо слышит, особенно когда ее ругают. Смешная женщина. «Я ведь не пью, а тут налили на праздник коньяка — пятьдесят грамм выпила, не знаю, где рука, где нога, где голова!»

Осанистая Гуля — ей бы играть Екатерину II!

Баба Лиза — лицо у нее все в морщинах, с дряблой кожей, тяжелыми веками, но в глазах ни капли апатичной скуки или старческой дряхлости, словно не попались в паутину лет; глаза — с содержанием.

Греко Прокопьевич, Мустафа-барон, — могучий старик. Цыганский Илья Муромец. Много путешествовал, многое сделал. И все удалось! «Герой всегда остается героем», — повторяет Греко.

Женико — косой, чудаковатый, «врун, болтун и хохотун», но с каким-то защемленным нервом внутри. Может выпить лишнее и тогда говорит и делает лишнее, но это все ему можно простить за его человечность.

Богатей Тима — он крайне смекалист и предприимчив, с буржуйскими замашками.

Красноречивый Ванчо.

Красавчик Капуста.

Тщеславный и громкий, но пустой Чобано — будет говорить, пока не охрипнет.

Сдержанный Боша — хороший муж, прекрасный отец и умный коммерсант.

Червонец — ленивый и недалекий. Наивно-хитрый. Вся его хитрость видна насквозь, словно у ребенка. А ему уже за тридцать.

Вспыльчивый Гутуйо — «библейский пророк».

Артистичный Амбрэл.

Энергичный Жаркой — к любому человеку найдет он подход, расположит к себе. А чем? Да ничем! Никак не сформулируешь.

Интеллигентно-элегантный Пико — тактичный, настойчивый.

Сын его, Кореец, похоже, унаследовал лучшие черты своего отца.

Черана…

Березка — такая смелая и впечатлительная. Она говорит: «Я ругаться не люблю, а все равно ругаюсь». Не держится в ней ни добро, ни зло. Все отдает. Легкий характер. «Наши до конца жизни проклинают, если кто-то их обидел, а я покричу — и вся злость прошла, зачем я кричала? Не могу я сердиться!»

Возможно, образы этих людей мне в чем-то дороже, чем сами люди. Возможно, это вообще мое , мой способ видеть. Воплощение всегда уступает замыслу. В нем слишком много наносного, искаженного, больного и слабого. А образ — чист. Как лик любви. Как сама красота.

Мне пора домой. А то опоздаю на последний автобус.

— Как у вас «до свиданья»?

— У нас нет «до свиданья». Говорят — дьжя дэвлэс, иди с Богом, — отвечает Бабуся.

Женико напутствует:

— Там у нас собака — ты осторожней.

— Кусается?

— А как же!

Лохматый пес вылезает из будки и виляет хвостом.

— Бахтале-зурале!

Эту статью я сначала задумывал как комментарий к «Формуле Всего» — роману, который написал в соавторстве с Евгенией Варенковой, однако этнография, изложенная ниже, мне показалась примечательной и самоценной, даже вне связи с «Формулой».

Немного про роман: «Формула Всего» — цыганское фэнтези. Идея родилась из моей обиды за цыганскую нечисть — столько книжек написано про орков и троллей, а мули и Какаранджес остались в стороне! Чем они хуже?! Я решился исправить, так эти герои оказались в книге. Здесь привожу их фольклорные истоки.

Итак, Какаранджес — это род домового, известен крымам [56] То есть крымским цыганам. . Ивановский этнограф Вадим Торопов рассказывает следующее: «Маленький, страшненький, с горящими глазами, весь покрыт черной шерстью. Ростом 30–40 сантиметров. Обычно живет на чердаке дома. По ночам, накануне цыганских праздников, он ходит и смотрит, все ли хорошо приготовила хозяйка. Если посуда оказывается грязной, Какаранджес может ее разбить или разбросать. Больше всего на свете он не любит беспорядок и строго наказывает. Нерадивую хозяйку тянет за волосы. Проверив дом, он идет в места, где цыгане занимаются кузнечным делом. Если там тоже все убрано не так, как должно это быть, Какаранджес говорит: “Зыц ми бул скорийа” (“Бзди моя попа шлаком”), после чего утром вся кузница завалена окалиной и шлаком. То же самое в хлеву — Какаранджес может измазать животных их же навозом или, выдоив корову, разбрызгать молоко по полу и стенам. Иногда на нем есть красная шапочка. Если ты ее увидел, сразу хватай — наденешь на голову и станешь невидимым! Тем, кого любит, Какаранджес может открыть землю и показать место, где зарыты сокровища. Образцовых хозяев он также награждает — может кинуть в горшок или в ведерко золотую монетку». Впрочем, это бывает редко, потому что Какаранджес — ужасный скряга, и в наши дни золотых монеток от него не допросишься, хотя шлак он раскидывает и бьет посуду почище прежнего!